Кастро, в отличие от Че, для которого вся Латинская Америка была родным домом, не мог не понимать, что Кубе не следует провоцировать соседей по региону, направляя в страны Латинской Америки революционные отряды.
К тому времени Куба успела поссориться практически со всеми странами региона, сохранив дипломатические отношения только с Мексикой. Заявление, сделанное Кастро в декабре 1961 года, когда он провозгласил свое правительство марксистско–ленинским, стоило Кубе исключения из всех межамериканских организаций: Организации американских государств (ОАГ), Договора о межамериканской взаимопомощи, известного также под названием «Договор Рио–де–Жанейро», Союза американских республик. И эти отношения еще больше ухудшились, когда подтвердилась информация о том, что с помощью кубинцев проводятся операции, преследующие своей целью свержение правительств некоторых латиноамериканских стран.
Как уже говорилось, отношения с «братскими» латиноамериканскими компартиями были для Фиделя, и особенно для Че Гевары, проблемными еще с первых лет революции. Недовольство латиноамериканцев вызывало то обстоятельство, что кубинцы взяли на себя «миссию освобождения» Латинской Америки от «колонизаторов». Кроме того, организаторы и вдохновители кубинской революции не доверяли старым коммунистам.
Однажды, в начале 1960–х, аргентинские коммунисты обратились к своему соотечественнику Че Геваре в его бытность директором Национального банка Кубы и попросили у него денег на издание в Аргентине собрания сочинений Ленина. Че Гевара ответил им, что «с такой просьбой логичнее обратиться в Москву». Но аргентинцы уже получили отказ Москвы. Тогда Че предложил: «А вы возьмите сумму, которую вы, по вашему мнению, стоите, и сумму, которую вы стоите на самом деле, – и на разницу издайте собрание сочинений!»
[483]
Тем не менее и Фидель, и Че Гевара видели, что предпосылки для революции возникли во многих латиноамериканских странах. А в некоторых из них это произошло даже раньше, чем на Кубе. К этому времени партизанская война охватила Колумбию, Венесуэлу, Перу, Гватемалу. Вот почему Эрнесто Че Гевара так хотел поскорее «оседлать своего Росинанта» и ринуться в бой.
О том, что США в 1960–е годы теряли влияние в Латинской Америке, свидетельствовали рост националистических и антиамериканских настроений на континенте, а также военные перевороты в Панаме, Перу, Аргентине, Бразилии, Парагвае и Боливии.
Многие латиноамериканские революционеры приезжали на Кубу, чтобы изучить опыт ее революции. «Мы старались помочь людям в Никарагуа, в Сальвадоре, в Гватемале объединиться, – признавался Фидель Кастро. – Все они были разделены. Наша задача была объединить их, и нам это удалось. Но помочь объединиться и дать часть оружия – это не значит экспортировать революцию»
[484]
.
После ряда заявлений Че Гевары, сделанных им в 1964 году, кубино–советские разногласия обострились. В Кремле его даже окрестили «троцкистом», «близким по взглядам китайцам». Еще осенью 1962 года Че Гевара договорился до того, что заявил о том, что «Карибский кризис ослабил позиции СССР как лидера мирового революционного движения»
[485]
.
4 ноября 1964 года Че Гевара приехал в Советский Союз на празднование очередной годовщины Октябрьской революции. Фидель надеялся, что во время этой поездки Че Гевара наконец–то помирится с советскими руководителями. Но Че Гевара даже не думал извиняться. Он продолжал рубить «правду–матку», не скрывая своего критического подхода к советской действительности, своего недовольства бюрократией, в которой погрязли советские органы управления. Во время посещения одной из советских фабрик он шокировал окружающих, заявив, что «это капиталистическое предприятие, похожее на те, что были на Кубе до национализации», что Советский Союз находится в экономическом тупике. «Я не хочу доказать, что в Советском Союзе существует капитализм, – пояснял Че Гевара. – Я хочу сказать лишь, что мы являемся свидетелями некоторых феноменов, происхождение которых связано с кризисом теории, а теоретический кризис возник потому, что было забыто о существовании Маркса».
Но чашу терпения советских руководителей переполнили слова Че Гевары, произнесенные им во время африканского турне, когда, выступая в Алжире с пламенной речью, он предложил, чтобы Москва и страны соцлагеря отдавали оружие развивающимся странам бесплатно, а не продавали его по ценам мирового рынка. С вызовом глядя на членов советской делегации, он заявил, что социалистические страны пытаются строить отношения со странами третьего мира на тех же коммерческих основах, что и с капиталистическими. Он обвинил СССР в том, что Москва «продает свою помощь народным революциям». Кроме того, упрекнул социалистические страны в том, что они не участвуют в борьбе за национальное освобождение Конго и Вьетнама. Вполне понятно, что руководство СССР раздражало стремление Че осуществить на практике теорию «создания многих вьетнамов», которая противоречила только что выдвинутому Москвой принципу «мирного сосуществования» и наметившейся «разрядке» в международных отношениях.
Кастро понимал, что подобные заявления недопустимы, ведь Советский Союз оказывает Кубе очень большую помощь. Это было подобно плевку в благодатный колодец.
14 марта 1965 года Фидель Кастро лично приехал в гаванский аэропорт, чтобы встретить Че Гевару после его многомесячного мирового турне. Встретил подчеркнуто холодно. Не было ни пресс–конференции, ни выступления по телевидению, положенных в таких случаях.
Как впоследствии вспоминал бывший соратник Кастро Карлос Франки, Фидель сразу же обвинил Че Гевару в том, что его резкие заявления наносят вред отношениям между Кубой и Советским Союзом. Очевидно, Че был готов к такому повороту. Он ответил, что высказывает лишь свое собственное мнение, которое не отражает официальной точки зрения кубинского правительства. Аргентинский адвокат Рикардо Рохо рассказывал, ссылаясь на их общего с Че знакомого, что общение Че Гевары с Фиделем и Раулем Кастро в первые дни после его возвращения продолжалось около 40 часов
[486]
. По утверждению бывшего охранника Фиделя Кастро, некоего Агудина, бежавшего в США, еще в аэропорту стороны срывались на крик: Рауль Кастро называл Че Гевару «троцкистом», а тот обозвал его «болваном», хлопнул дверью и уехал
[487]
.
Похоже, к тому моменту Че уже принял решение покинуть Кубу. И не «разбор полетов» был главной темой многочасовых разговоров двух самых близких соратников. Фидель Кастро раньше других понял, что Че хочет уйти.
Напомним, что во время их первой встречи в Мексике летом 1955 года Че сказал Фиделю, что вернется в Аргентину, когда победит кубинская революция, чтобы продолжить борьбу у себя на родине.
