…В том, что касается тех двух вещей, которые мы только и должны ценить более всех остальных – я имею в виду жизнь и репутацию <…> никакого вреда мне не было причинено <…> а ложь и несправедливость, которые зависть и злоба вылили на меня, меня не терзали и не терзают
[1338]
.
Однако то были слова самоутешения. В письме польскому королю (лето 1636 года) Галилей, вкратце упомянув об обвинениях в свой адрес, а также о приговоре и запрете «Dialogo», признался, что глубоко переживает этот позор («io con ignominia afflitto»
[1339]
). И таких свидетельств можно привести много. Вместе с тем благодаря своему уму, энергии и помощи друзей Галилей нашел в себе силы (и довольно скоро) вернуться к научным занятиям.
16 июня 1633 года на собрании святой инквизиции под председательством Святейшего последний приказал разослать тексты приговора и отречения всем апостолическим нунциям и всем итальянским инквизиторам-провинциалам, с тем чтобы они публично зачитали эти документы профессорам философии и математики, дабы те поняли серьезность ошибки Галилея и избежали бы ее вместе с наказанием, которое будет на них наложено в случае ослушания
[1340]
.
На этом процесс был формально завершен, и Урбан VIII мог, наконец, переключить свое внимание на главное событие июня 1633 года – торжественное открытие знаменитого балдахина (baldaccino) Бернини в соборе Святого Петра в Риме, состоявшееся 29 июня [рис. 2.20]
[1341]
. Спиралевидные колонны балдахина символизировали путь на небо. В прозаическом предисловии к своему стихотворению, посвященному кардиналу Беллармино, Урбан писал: «Достигать неба следует не строя Вавилонскую башню и не восходя на гигантские горы, но карабкаясь по лестнице Иакова или следуя по стопам Карло Борромео
[1342]
и по ступеням Беллармино» (Nec Turri Babyloniae nec Montibus gigantibus, sed Scala Iacobi, et Caroli Borromaei Vestigiis et Bellarmini Gradibus Coelum peti
[1343]
). А разве Галилей шел по ступеням Беллармино? «Нет, – мог бы со вздохом сказать папа Урбан VIII, – Галилео хотел узнать устройство неба до того, как он туда попал».
Как подытожил результаты процесса Жан-Жак Бушар, «зависть одержала победу, унизив его (l’invidia ha trionfato nella sua umilazione)»
[1344]
, хотя, полагаю, не в одной зависти дело.
Рис. 2.20. Балдахин работы Бернини в соборе Святого Петра (Ватикан)
На собрании Конгрегации инквизиции 30 июня Святейший напомнил о своем распоряжении, сделанном двумя неделями ранее, относительно распространения текстов приговора и отречения, уточнив некоторые детали. 2 июля соответствующие документы и сопроводительное письмо за подписью кардинала Антонио Барберини были отправлены адресатам
[1345]
. В письме Антонио Барберини относительно квалификации преступления Галилея было сказано довольно уклончиво: «он [Галилей] сильно подозревался в поддержке такого мнения [учения Коперника]». Слово «ересь» употреблено не было. Впрочем, в текстах приговора и отречения (равно как и в декрете Конгрегации Индекса от 5 марта 1616 года) это слово также либо не использовалось, либо использовалось очень осторожно и только в двух случаях: в выражениях типа «сильно заподозренный в ереси» и в обобщенной, а потому и несколько неопределенной формуле – «вышеназванные заблуждения и ереси и вообще все и вся заблуждения, ереси и секты, противные Святой Церкви». Строго говоря, выражения «сильно заподозренный в ереси» и «еретик» с формально-юридической точки зрения имеют разный смысл. Однако для людей, не склонных к чрезмерному педантизму или просто не искушенных в тонкостях церковного права, тексты приговора и отречения могли восприниматься (и воспринимались) как содержащие прямую квалификацию учения Коперника как еретического. Примером может служить объявление о суде над Галилеем, сделанное (в форме уличного плаката) папским нунцием в Кельне Пьером Луиджи Карафой. Поскольку юрисдикция Карафы распространялась на Рейнскую область и Нидерланды, то соответствующие плакаты появились не только в Кельне, но и в других городах, в частности в Льеже
[1346]
. (Кстати, именно из льежского постера Карафы Рене Декарт получил дополнительную информацию о процессе над Галилеем.) В изложении Карафы дело выглядело так, что именно кардиналы святой инквизиции запретили Галилею «придерживаться или объяснять другим (как он это делал прежде)… мнение Коперника», и именно они решили, что «утверждение Галилея о неподвижности Солнца в центре мира является философски абсурдным и формально еретическим, поскольку оно явно противоречит Священному Писанию»
[1347]
, откуда следовало, что в ходе инквизиционного процесса было доказано, что учение Коперника является еретическим, – мнение, которое получило широкое распространение в Европе. И в этом искажении тоже была своя логика: раз Галилей был признан сильно заподозренным в ереси, причем за то, что придерживался учения Коперника, то и это учение должно рассматриваться по меньшей мере как подозрительное с точки зрения ереси. А раз святая инквизиция осудила Галилея за поддержку этого учения, то не следует ли отсюда, что отцы-инквизиторы считали гелиоцентризм ересью? Для Карафы, как и для многих других, этот вопрос был риторическим.
