В конце мне стало так плохо, что это буйство красок я начала различать даже без духа. Меня слегка качнуло. Силы решительно куда-то направились, наверное, им не понравился мой наряд. Как впрочем и мне самой.
Меня берут за руку и осторожно сжимают ее. Слабость начинает проходить, сила вливается тонкой струйкой через пальцы.
Я перевела взгляд на наши руки. Как тогда, во сне. Мои белые пальцы, покрытые росписью, золотившейся сейчас, и рука моего жениха, сухая, темная, ладно, черная как ночь. «Смена ипостасей», — поняла я. На пальце белое кольцо.
Хм, когда мы успели обменяться кольцами?
На моем безымянном пальце сверкает уже другое. Тонкий ободок и овальная пластина черного, блестящего камня. Странный выбор. Лучше бы я оставила то белое, и свободу.
Когда церемония закончилась, я едва стояла на ногах. Уж не знаю, сколько она продолжалась, но едва рука, поддерживающая меня, разомкнула свою хватку, я начала оседать. Меня тут же подхватили на руки и куда-то понесли.
Я бесцеремонно пристроила голову на чужой груди, назвался женихом, так мучайся, и упрямо мешала вписываться в косяки узких дверей потайного коридора. За что меня все же приложили щиколоткой об угол. Застонав, я возмутилась легким бурчанием под нос и, слегка смазанным моей слабостью, ударом в грудь столь неаккуратному типу.
На что тип стоически промолчал, хотя я почему-то уверена, прятал под капюшоном ухмылку.
Лезть под покров этой завесы мне не очень и хотелось, все же сон был весьма поучительным.
Где-то на сто пятом повороте я потеряла сознанье.
Нет, все-таки пить мне вредно!
Выходить замуж — тем более!
Кажется, я вновь осталась без ужина.
И проснулась уже в полной темноте ночи.
Жутко хотелось пить, есть и провериться у психиатра.
Наверное, я произнесла это в слух, потому как в руки мне тут же ткнулся стакан с водой. Обрадовавшись ему как родному, я выхлестала сразу все.
Затем, все так же со стаканом в руке, заботливо прижимая его к груди, опустила голову на подушку и прикрыла глаза.
Только где там спать, мозг как иголкой укололо. А стакан-то откуда?
Я резко села.
Тоже зря. Так как с размаху врезалась в кого-то лбом. Звук вышел — заслушаешься, пустой в обоих случаях. Вокруг заплясали звездочки. Это заклинание я в детстве наложила, чтобы сестричек посмешить, и до сих пор снять не могу.
— Да уйдете вы, — попыталась разогнать я их одной рукой, а другую прижала к пульсирующему лбу. — И без вас плохо.
— Дай, посмотрю, — услышала я тихий голос, не похожий ни на чей. Красивый, очень красивый.
Хм, и знакомый. «Это он звал меня там, на арене», — узнала я.
Пришлось убрать руки с лица. Хотя чего боялась, в темноте и так ничего не видно, кроме очертаний, равно подходящих ко всем асурам.
Он разогнал рукой продолжающие мельтешить перед глазами звездочки и нагнулся ко мне.
— Да, неплохо приложилась.
Ощупав пальцами лоб, я обнаружила там здоровенную такую шишку. И даже свела взгляд к верху, пытаясь увидеть, что же там происходит, вдруг действительно торчит, как рог? Мне чего теперь, асурой рогатой ходить?
— Не переживай. Сейчас все исправим.
И действительно исправил. Просто взял и поцеловал в пульсирующую точку на лбу. Боль как рукой сняло. Я специально проверять полезла, лоб чистый, без намека на шишку. Звездочки даже растерялись в поисках места повреждения, наверное, тоже к психиатру записаться решили. Радостно показав одной из них — самой въедливой — язык, я окончательно разогнала небесные светила.
— Здорово! — прокомментировала я.
— К психиатру больше не хочешь?
Я помотала головой.
— А есть? Я тут с кухни бутерброд увел, решил, что ты проголодаешься.
— Хочу!
Я жевала здоровенный бутерброд, запивала все это горячем чаем (интересно, откуда кипяток-то) и, кажется, была на седьмом небе от счастья. Какое-то время я рассматривала движущийся рисунок на своих руках, который слабо светился в темноте, а затем спросила:
— Что это?
— Знак того, что ты стала невестой асура.
— Он навсегда?
— Нет. До свадьбы.
— Мне что, теперь так и ходить с расписанными руками?
— Нет, роспись будет пропадать. А появляться только когда рядом окажется другой асур или чтобы предупредить об опасности. Это в своем роде защита. Прости, я не хотел доставлять тебе столько неприятностей, — почти без перехода сказал он.
Я даже подавилась.
— Тогда почему я?
— Потому что — ты. Неужели это надо объяснять? — Он забрал у меня чашку и взял мои ручки в свои красивые довольно широкие ладони. Забавно, я начала дрожать. — Потому что мне ты нравишься, а не кто-то другой. Я тебя хочу. — Демон коснулся колечка на моем пальце. — Мне хочется, чтобы ты всегда была рядом со мной, разве не так выбирают себе жен другие? Я-то чем хуже?
— Гневным папочкой, — улыбнулась я.
— Ты ему понравишься, — осторожно коснулся он моей головы.
— Я же вам там все разгромлю.
— Пусть. Будет повод построить новое. А то скучно, знаешь ли.
— Разве такая жена нужна владыке и царству?
— Не знаю как царству, но владыке нужна такая жена, чтобы с ней ему было хорошо, чтобы его спина всегда была прикрыта. С тобой мне хорошо, — мягко провел он по моей прическе.
Так, прическа? Я запустила туда руку.
— Ну и какой идиот догадался оставить меня спать, не расплетя это?
— Тебе очень идет, — как бы извиняясь, сказал демон.
— Но не спать же с этим. А я думаю, чего голова так болит.
Пришлось вынимать из волос шпильки, которых там было штук сто. Асур принял в этом активное участие.
— Кстати, — вспомнила я, не разгибая головы, — ты чего здесь делаешь, наследник?
— Ты без сознания была. Обряд забрал у тебя очень много сил. А брать их у меня ты пока без контакта не можешь.
— Как это — без контакта?
— Не дотрагиваясь. Научишься когда-нибудь. А пока мне пришлось держать тебя за руку. Потом я и сам не смог уйти, просто смотрел, как ты спишь. Оказалось, что во сне ты ничуть не лучше чем обычно. Даже молнией в меня запустила. И ругалась сквозь сон.
— Я? — от возмущения пришлось даже голову поднять. — Не может этого быть!
— Может! — улыбнулся демон (улыбки в темноте не вижу, но знаю, что она есть). Наследник запустил пальцы мне в волосы и осторожно их дернул, заставив оставшиеся шпильки разлететься в стороны. — Я много нового узнал. Так лучше? — растрепал он мои космы.
