— Там хранился одни из трех оставшихся амулетов, развеевающий аватар дэвов.
— И он приготовил его явно не для простой забавы, — констатировал Аскар.
— Теперь война объявлена открыто. И если Хананель пошел на это, ради древнего артефакта…
— Может просто время пришло? — недобро скривил губы Наследник. — Если Хананелю нужен только артефакт, он достал бы его с меньшим шумом. Здесь сталемордый совместил приятное с полезным.
— Он явно что-то задумал. Против Лилит.
Данте кивнул, нисколько не сомневаясь в правдивости выводов Аскара.
— Я хочу, чтобы кто-то остался здесь с девочкой. Если в Царстве столь неспокойно, нечего даже думать ее забрать. Но и оставить без присмотра нельзя. Конечно, здесь не проходит и дня без очередного гостя. То эльфенок ее на трое суток застрянет, то этот Учитель под видом разносчика макулатуры нарисуется. Книги он ей видите ли принес, — фыркнул Данте.
— Не заводись. И себя, и ее ревностью изводишь.
— Я же не виноват, что эти эльфы тут косяками ходят. Еще и Сияющий то и дело объявляется. Чего ему в своей Локе не сидится?
— А ты никогда не задумывался, что Лилит и сама в силах разобраться. Она не маленькая и сможет постоять за свои чувства. Сам ведь знаешь, навязать ей что-то практически невозможно.
Он вздохнул. Конечно, Заквиэль в чем-то и прав, только…
Почему у него изо рта идет пар? И почему так холодно?
— Лилит начаровала зиму! — догадался Зак, уже сталкивавшийся чем-то подобным.
А затем по небольшому коттеджу пронесся режущий по нервам крик. Асуры даже с кресел повскакивали, столько в нем было боли и страха.
Дверь в спальню оказалась капитально запечатанной, да так, что было проще разнести стену. Чем и занялись демоны.
Последнее, что увидел Данте, ворвавшись в комнату, где все было покрыто толстым слоем снега — карие, полные решимости и тоски глаза возлюбленной.
— Я вернусь! — Она чуть заметно улыбнулась ему и исчезла в черном проеме телепорта.
На кровати остался одиноко лежать обруч с хрусталем Джахим.
Меня швырнуло в глубокий сугроб. Задумываться, почему я ни разу не переносилась нормально, времени не было. Выбравшись из этой кучи снега, я огляделась.
Ну надо же! Первый раз перенеслась туда, куда надо.
Прямо передо мной ствол поломанного дуба. Одичавший парк покрыт шрамами рытвин и кратеров. Замок, так часто снившийся мне последнее время, едва заметно дымился.
Я опоздала!
Знаю, он ждет. Ждет и упивается самим этим ожиданием. Для него это подобно сладкому вину, слегка терпкому и пьянящему. Сила в знании. А он знает, как дороги мне эти люди, что я не задумываясь жизнь отдам за них.
И я приду.
Шум в ушах понемногу начинает проходить, так же как животный ужас, сжавший меня в своих костлявых руках в первые минуты после жуткого сна. Сна, в котором Хананель довольно ясно предупредил — если я не приду, начнут погибать мои родные. И времени на раздумывания не было. Время — их жизни.
Бегом к замку, по знакомым с детства тропам и дорожкам старого парка. Без прикрытия, без раздумий, без сомненья. Вперед. Никто не смел остановить. Вооруженные до зубов асуры встречали меня оскаленными клыками, а потом растерянно смотрели вслед. Да я бы и не советовала задерживать злую, как все демоны Тантраса, ведьму с горящими глазами помнящей души.
Двери в тронный зал открыли передо мной, поганенько улыбаясь, два асура. Но я бы даже и не заметила этого, если бы феникс не посчитал их наглые физиономии излишними в привычной обстановке дворца и не срезал им головы клинками в разведенных помимо моей воли руках.
— Дождались! — едва ли не радостно улыбнулся развалившийся в кресле Хананель.
— Убери свой хвост с трона моего брата, ржавый ублюдок, — прорычала я не останавливаясь. Смотреть по сторонам не было смысла, это только сделало бы меня слабее.
— Приятно видеть, что у тебя хорошее настроение, принцесса.
— Оно станет еще лучше, когда ты сдохнешь.
Хананель встал и медленно спустился с тронного места. Я как раз успела к нему подбежать. Кончик изогнутого клинка уперся в уязвимое место яремной впадины. Вот только асур на это и бровью не повел, холодные глаза оставались спокойными.
— Лучше не рискуй, юная Владычица. Иначе потеряешь последних представителей своей семьи, — кивнул он куда-то в сторону.
Не удержавшись, я все же скосила глаза. Ох, лучше бы мне этого не делать.
Прямо на полу сидели Филипп, его жена и двое их детей, мой младший брат, выросший в статного юношу, и перепуганные сестренки, плохо помнящие меня. Рядом их мать, моя некогда грозная мачеха, выглядевшая сейчас просто несчастной женщиной. А над ними стояли воины с тьелхами в руках. В их разноцветных глазах царила бездна.
«Ну да, — напомнила я себе, — кто мы для асуров? Лишь средство выживания. Источник для сохранения своей истончающейся ауры. Слабые и беззащитные животные».
Рука, сжимающая клинок, дрогнула, при этом я слегка ранила Хананеля. Ручеек алой крови (а я думала — в его жилах ртуть) затек за ворот безупречно серебристой рубашки.
Хананель сделал едва заметный кивок.
И воин-асур проткнул мачеху насквозь трезубцем тьелха.
— Следующая попытка — и умрет кто-то еще, — равнодушно заявил асур.
Тут-то и стал понятен масштаб ловушки, в которую мне не посчастливилось угодить. Сталемордый все продумал, он ведь знал, что я не оставлю тех, кого люблю, в опасности.
Я бежала из Вольска, надеясь отвести беду, а она постучалась в ворота.
Ну ничего. Плохо ты еще меня знаешь, асур.
Беспомощно опустив клинки, я посмотрела в лицо врага.
— Чего ты хочешь за их жизни? — чуть ли не по слогам произнесла я. Нерастраченная ярость бурлила в венах.
— Мне плевать на них. Мне нужна ты, принцесса. Разве это не очевидно?
— Тогда отпусти их.
— И выпустить джинна из бутылки? Точнее джиннию. Ты слишком непредсказуема, принцесса. А они будут гарантией твоего хорошего поведения.
— А тебе не много? — ухмыльнулась я.
Белый как снег стилет как по приказу, хотя почему как, оказался в моей руке. Короткого взмаха и выточенный рог единорога вошел в тело асура, его грани окрасились багряным. Мои глаза встретились с холодными озерами ртути. В них не было боли — только капелька удивления, дрогнувшая где-то на глубине зрачка.
В следующие мгновение мою руку отдернули и зарычав, ударили в лицо.
Я отлетела метров на пять. Проскользив по полу еще немного, вставать мне больше не захотелось. Вместо этого я потерла полыхающую щеку. Тяжелая у него рука, ничего не скажешь, как будто сковородой раскаленной приложили.
