«Конгресс выражает полное согласие и сочувствие, – торжественно произнес Пинкерт, – всем русским деятелям, которые защищают христианское население от эксплуатации евреев. Конгресс выражает соболезнование страданиям русских братьев, сочувствует попыткам ограждения их от эксплуатации евреями и сожалеет о недостаточности и непрочности этих попыток. Конгресс намерен разослать это заявление всем генерал-губернаторам и губернаторам губерний, населенных евреями, или тех губерний, где они пытаются поселиться».
Я выступил с ответным словом от имени русской делегации. Прежде всего я внес в резолюцию поправку, предлагающую разослать заявление конгресса о России не только генерал-губернаторам и губернаторам, но в особенности земствам тех губерний, где проживают евреи. После того как поправка эта была принята единогласно, я заявил:
– Для того кто жил по нашу сторону русской границы, особенно в последнее время, выражение теплых чувств к России само по себе представляет предмет удивления, которое увеличивается еще тем, что огромное большинство членов конгресса принадлежит к народу, уже давно и систематически натравливаемому евреями на Россию, – германцам. Остальные же – австро-немцы и мадьяры, при помощи евреев господствующие над славянами и воспитанные в потомственной ненависти к России. Можно сказать, что ни в средней, ни в западной Европе не нашлось бы никакого собрания от дипломатического до народного, которое почувствовало бы потребность и возымело смелость решиться на заявление сочувствия России. Это сделали германские, австро-немецкие и мадьярские националисты-патриоты. Это показывает столь же их силу убеждения, как и самостоятельность характера и нравственное мужество. От имени русской делегации я хочу заявить: первый антисемитический международный конгресс действительно чувствует себя международным, и он оказался на высоте своего призвания…
Выступление мое было встречено долгими теплыми аплодисментами, которые еще раз подчеркнули международную европейскую поддержку нашей русской борьбе с еврейскими эксплуататорами. После меня с краткой речью-справкой выступил Путешественник. Он сказал:
– Первое избиение евреев в Киеве было в 1092 году, то есть почти восемьсот лет назад. И за восемь веков это отношение к евреям не изменилось. То, что ранее могло быть названо суеверием и народной дикостью, повторяется в культурных странах: и у нас, и в Австрии, и в Германии.
Председатель антисемитского форейна портных Лацарус напомнил о событиях, не так давно произошедших в Германии.
– С наступлением маневров германской армии, – сказал он, – выступление народа против евреев всегда возобновляется, так как города остаются без гарнизонов. В городе Штольце толпа рабочих и подмастерьев собралась на рыночной площади с криком:
– Juden, raus!
– Они кинулись на еврейские лавки, которые считают источником своих бедствий… Но, очевидно, по предложению своих еврейских советников правительство Бисмарка специально оставляет в городах воинские команды… Войска дали залп. Площадь покрылась убитыми и ранеными. Среди убитых, господа, было несколько женщин. Вмешательство войска и пролитие христианской крови произвело самое ободряющее действие на евреев. Они начали кидать в толпу из окон чем попало, обливали народ помоями, издевались… В ответ возникали баррикады, взвились красные флаги… Так в Штольце войска императора и евреи сражались против христианского населения…
– Только социализм, – в который раз, не боясь повторений, бросил с места Генрици, – может успешно справиться с еврейской проблемой.
– Но социалистами у нас в России, – заявил я, – ошибочно считают интеллигентов, прошедших курс политических наук в кафе и ресторанах Парижа и Вены и напяливших на себя штаны цивилизованного человека… Нет, социалисты не они, социалисты мы, русские патриоты-антисемиты. Разве мы не горюем о голоде крестьян, о рабочих в сырых подвалах, о бедствиях чиновничьей мелкоты…
Это мое выступление весьма содействовало моему личному сближению с Генрици, и вскоре между нами состоялась плодотворная частная беседа. Хотя, надо признаться, при всем моем глубоком уважении к этому выдающемуся деятелю международного антисемитизма, люди мы разные и никогда б не могли так коротко сойтись, как я сошелся с Виктором Иштоци. Кстати, об Иштоци и о его манифесте у нас и был разговор.
Встретились мы с Генрици случайно и в месте весьма любопытном. Заседания конгресса происходили иногда в первой, иногда во второй половине дня, и свободное время каждый делегат использовал по своему усмотрению. Я уже успел несколько раз посетить королевскую картинную галерею с ее великолепной «Сикстинской Мадонной» Рафаэля… С радостью останавливался я всякий раз также перед картинами Мурильо, Корреджо, Баттони, Рембрандта, Ван Дейка. Несколько раз в картинной галерее я встречал Ивана Шимони, друга Иштоци, большого ценителя искусствa, многосторонне образованного человека и редактора крупнейшей антисемитской газеты Венгрии.
– Когда-нибудь, – шепнул он мне, восторженно глядя на шедевр Тициана «Христос с монетой», – когда-нибудь все это будет принадлежать народу…
Но Генрици я ни разу в картинной галерее не встречал. Встретился я с ним в зале Дрезденского суда на весьма любопытном процессе. Должен сказать, что судебная медицина и психастения (psychasthenia) являются моим давним увлечением, и я был рад, что с доктором Генрици у нас обнаружился общий интерес, который помог нам сблизиться. Сидя в зале суда, доктор Генрици делал какие-тo зарисовки, чертил схему и вел записи своим быстрым мелким почерком. Видно было, что здесь он человек свой. С ним здоровались судебные чиновники, и он подолгу беседовал в перерыве с судебным экспертом, строгим, выхоленным господином, своей важностью напоминающим мне почему-то наших русских провинциальных провизоров.
Процесс был не только любопытен, но, я бы сказал, уникален. Преступник – мальчик двух лет девяти месяцев. Малютка Альфред обвинялся в убийстве ребенка моложе его на одиннадцать месяцев. Еще раньше в нем была замечена страсть мучить маленьких детей. На сей раз он зашел так далеко, что напал на свою жертву на улице, повалил ее и убил куском свинца, проломив череп. Детская курточка этого калибана в миниатюре, забрызганная кровью, фигурировала в качестве вещественного доказательства. Мать призналась, что у него дурные свойства и у нее нет сил с ним управляться, хотя он говорить еще не умеет. Суд признал, что малютка слишком мал, чтобы на него была возложена ответственность. Во время судопроизводства этот малютка внезапно схватил протокол осмотра трупа и швырнул его на землю. Весьма вероятно, что умственное состояние этого юного чудовища отнюдь нездоровое. Нельзя без ужаса подумать о его будущем, так как он носит зародыш болезненной страсти к убийству.
– Безусловно, гипертиреоз, – сказал мне Генрици после судебного заседания, когда мы вышли на улицу, – конечно, не у ребенка, а у кого-то из родителей… Кроме того, отец, пожалуй, до зачатия длительное время страдал половым бессилием. Но случай с научной точки зрения интересный.
– Не хотите ли пройтись пешком, – сказал я, – до Großer Garten не более нескольких верст.
