– А, понял! Ты поломала задумку сестры, и она на тебя сердится?
– Вот теперь в точку!
– Пашка отличный малый!
– Это правда.
Лада хотела было сказать, что это Пашка придумал их встречу и даже роман, но промолчала. Поменьше надо болтать. Целей будешь.
…Войдя в квартиру Ладиной матери, Иван Тимофеевич подумал: а ведь они с моей мамой могут не найти общего языка, что Лада, что ее мать.
Здесь было столько книг, столько нот, старинный кабинетный рояль, по стенам фотографии и картины. Старая московская интеллигенция.
Но тут в комнату вошла Лада, и он обо всем забыл. До чего же хороша, зараза, подумал он. И моя! Самое главное – моя! И гори оно все синим пламенем! На ней было облегающее платье цвета морской волны и какое-то причудливое ожерелье, серо-зеленые глаза блестели. Все как будто бы скромно, но глаз не оторвать.
– Ну как я тебе? – кокетливо спросила она.
– Я просто ничего не вижу. Ослеп! Поехали?
– Поехали! Только надо, наверное, купить твоей маме цветов.
– Нет, мама срезанные цветы не признает!
– Ну, хотя бы коробку конфет?
– Это можно.
Часть четвертая
Генеральша
Я трушу? С чего бы? Вроде никогда не была трусихой. Но ведь важно, как у меня сложится с семьей моего генерала. Я же понимаю – надо настроить себя на то, что мне все понравятся. Дочь его мне уже нравится. И мама должна понравиться. Он явно обожает мать. Я должна войти в квартиру с улыбкой. Да нет, пусть лучше эта женщина увидит, что я волнуюсь… Она должна это понять. Да смешно это всё! Ну не понравлюсь я генеральской мамаше, что, он меня бросит? Чепуха! Но лучше все же понравиться. Для всех лучше и спокойнее. Платье на мне более чем скромное. Я искоса глянула на своего мужчину. Ох, хорош! Я, кажется, уже здорово влюблена… Кто бы мог подумать!
– Что, девчуха, трусишь? – улыбнулся он.
Мне так понравилось это слово – «девчуха»!
– Есть маленько.
– Не боись! Я тебя в обиду никому не дам! Знаешь, я когда сегодня проснулся, первая мысль была – я счастлив! Поверь, у меня никогда таких мыслей не было. Никогда! По крайней мере в связи с женщинами. Эта часть жизни у меня прошла как-то бездарно. Но понял я это, только когда увидел тебя. Это было как озарение. А ты что-нибудь тогда почувствовала?
– Да нет. Я поняла, что понравилась тебе. И еще подумала, что сроду не видала таких красавцев генералов. А вот когда ты вчера окликнул меня из машины… Господи, неужели это было только вчера, Ваня?
– Факт. Вчера. А уже роднее и ближе тебя никого нет.
– И мне так кажется.
– Любовь…
– А ты романтик, мон женераль!
– Да, наверное. Только прошу тебя, не надо при маме…
– Называть тебя «мон женераль»?
– Умная девочка!
– Я даже генералом тебя при ней звать не стану. А наедине буду!
– Наедине хоть горшком… Хотя больше всего ночью мне понравилось «Ванька-встанька», – нежно шепнул он мне на ухо. – А вот мы и приехали.
Генерал жил на Юго-Западе, в знаменитых «красных домах» на улице Строителей.
– Пошли! Не волнуйся!
Мы поднялись на четвертый этаж. Он достал ключи, но тут дверь распахнулась и на площадку выскочила Лида.
– Ой, какие люди!
И она бросилась меня целовать!
– Ладочка Владимировна, я так рада! Папочка, какой ты молодец! Да я о такой жене для тебя и мечтать не могла! Заходите, заходите. Бабушка, иди скорее!
Тут в коридор выскочила маленькая девчушка, пухленькая, хорошенькая, как на рекламной картинке.
– Деда! Деда пришел!
Ваня подхватил ее на руки.
– Привет, Анютка! Только я нынче не деда, а жених! Беги, приведи бабулю!
– Бабуля пироги пекёт!
– Печёт! – поправила Лида.
Генерал снял с меня пальто и на мгновение прижал к себе.
– Ванечка, – раздался женский голос, – веди Ладочку на кухню, я не могу отойти сейчас…
Он взял меня за плечи и повел. Из кухни доносились очень аппетитные запахи.
– Как у вас вкусно пахнет! – вырвалось у меня. – Здравствуйте, Надежда Мартыновна.
– Ох, Ладочка, простите, боюсь от плиты отойти. Здравствуйте, моя дорогая!
Она мне понравилась. В молодости явно была красивой. Сын пошел в нее.
– О, теперь я вижу, в кого пошел Иван Тимофеевич.
– Да в меня он только лицом, а фигура-то отцовская. Взял от родителей самое лучшее, – засмеялась она. – Ой, а вы какая молоденькая, сколько ж вам годков-то?
– Тридцать два.
– А и не скажешь, думала, вообще лет двадцать пять.
– Надежда Мартыновна, может, помощь какая-то нужна?
– Да нет, минут через десять и за стол сядем. Да если б я вчера знала, все уж давно готово было бы…
– А вчера, мама, мы и сами еще ничего не знали, – рассмеялся Иван Тимофеевич. – То есть я-то знал, а вот согласится ли Лада…
– А вы, Ладочка, просто волшебница! Лидушку нашу как… Да и Ваня, я гляжу, лет на десять помолодел. Кабы не седина, так вообще бы молодой парень…
– Надежда Мартыновна, а Ваня… он какой масти был? Блондин?
– Да нет, темно-русый. Девки штабелями падали…
– Надо думать!
– Все, я пошел руки мыть!
Когда он ушел, Надежда Мартыновна шепотом спросила:
– Любишь его?
– Люблю, – без запинки ответила я.
– Люби его. Не пожалеешь. Теперь таких нет.
– Это я уже поняла и оценила.
…В квартире было очень чисто, но до такой степени провинциально и безвкусно, что я только диву давалась. Так в глубоко советские времена обставлялись квартиры в каком-нибудь гарнизоне. Иван в моем представлении совершенно сюда не вписывался. Хотя сам он наверняка ничего в этом не понимал. Просто вырос в такой обстановке. И плевать на это хотел. Но меня такая обстановка, если я тут поселюсь, неизбежно будет раздражать. Ну не смогу я спокойно смотреть на сервиз «Мадонна», выставленный в серванте. Хотя какое-то время можно и потерпеть, тем более что люди уж очень теплые.
– Как у вас все вкусно! – искренне восхищалась я.
– А ты, детка, готовить умеешь?
– Умею.
– И пироги печешь?
– Пеку. Только не из дрожжевого теста. Не получается оно у меня. Да и муж их не любил.
– А вы что, в разводе?
– Нет, мама, – сказал Иван, – муж Лады погиб, на машине разбился.
