Книга Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века, страница 4. Автор книги Геннадий Седов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века»

Cтраница 4

— Ярослав, Кирилл! — кричит. — Не задерживайтесь, уходите дворами! Я остаюсь!

Парень ковыляет решительно в ее сторону. Она оцепенела, ноги как ватные, не слушаются: сейчас начнет душить!

— Тихо!

Он обнимает ее рукой за плечи. Совсем еще мальчишка. Пышный чуб из-под околышка фуражки, дышит прерывисто, тяжело…

— Иди спокойно! Я твой миленок, ясно? Гуляем…

Прилаживается поудобнее:

— Не дрожи, не съем… Голову положи на плечо…

Из темноты в конце переулка показываются верхоконные. Скачут по мостовой, надвигаются, загарцевали рядом. Полицейские. Шашки на перевязи, кобуры.

— Кто такие? — перегнулся с седла старшой.

— Фабричные, — отзывается парень. — С маслобойки.

— Людей бегущих видали? С коляски энтой… — старшой указывает на опрокинутую пролетку.

— Видали. Двоих али троих. Один, кажись, с сумкой. Побегли в сторону Рыбной…

— Ага, давай! — трогают коней полицейские.

Топот копыт, всадники исчезают за углом.

— Накось, выкуси! — Парень смачно сплевывает под ноги. — Фараоны хреновы!

Оборачивается воровато по сторонам, ковыляет к кустам крапивы, возвращается с сумкой.

Они идут бок о бок, парень прикрывает полой рубахи сумку, старается не хромать.

— Живешь где?

— На Чудновской.

Свернув за угол, они выходят на перекресток. В жидком свете фонарей можно разглядеть его лицо. Чернобровый, синие-пресиние глаза. Совсем не страшный.

— Учишься? Гимназистка?

— Работаю. У мадам Рубинчик. Белошвейкой.

— А, у сахарозаводчицы? Слыхал… О том, что видела, ни слова! — у него посуровел голос. — Никому, никогда! Проболтаешься, пожалеешь. Поняла?

Она кивает молча в ответ.

Испарился он внезапно. Подтолкнул слегка в спину, когда они огибали башню водокачки, пропал из виду.

Она не помнит, как добралась до дому. Долго стучала в калитку. Сонный сторож о чем-то спрашивал, она не отвечала. Перебежала двор с цветочными клумбами, завернула к флигелю. Поднялась по скрипучей лестнице, отперла дверь. Ворочалась в постели, вставала, пила воду. В мыслях вертелось безостановочно: опрокинутая коляска… полицейские в седлах… синеглазый парень…

— Новость слыхала? — спросила утром усаживаясь за машинку Меланья Тихоновна. — Ломбард Адисмана ограбили. Анархисты вроде бы. Денег, грят, тыщи полторы унесли, если не больше. Самого едва на тот свет не спровадили… Вид у тебя… — покосилась из-под очков. — Спала плохо?

— Да, чего-то. Комары заели…

— По дому скучаешь. Эх-хе-хе… Ну, давай за работу. Воз и тележка еще шитья впереди…

1904 год: газетная хроника
Январь:

«Новое время»:

МОСКВА. «Придерживаясь старого обычая, большая часть населения Москвы встречала Новый год с бокалами вина в клубах и ресторанах. Начиная от «Эрмитажа» и «Тестова» и кончая «Стрельной» и «Яра», везде царило оживление и веселье. Почти до рассвета мчались по городу тройки, развозя по домам публику, хотя и преисполненную светлых надежд, но достаточно уставшую и опустошившую карманы».

ВЛАДИВОСТОК. «Сегодня здешние японцы мирно праздновали свой Новый год. Относительно переговоров между Японией и Россией ничего не известно».

МОСКВА. «В Строгановском училище открылась первая выставка недавно основанного Союза русских художников. Выставка включает в себя до 200 произведений, среди которых находятся работы: В. Васнецова, А. Васнецова, К. Коровина, Малютина, Головина и др. Выставка обильна, но малоинтересна».

МОСКВА. «Вчера на катке Патриарших прудов происходило состязание конькобежцев, устроенное Русским гимнастическим обществом. Дистанция 1500 метров. Из 14 бежавших первым сделал дистанцию г. Седов — 2 мин. 43 сек.».

«Новости дня»:

МОСКВА. «Проживавший в собственном доме, в Малом Харитоньевском пер., г. Рябушинский проезжал на автомобиле по Триумфальной площади, где лошадь лихача кр. Емельяна Рощина, испугавшись автомобиля, помчалась с такой силой, что сдержать ее Рощин был не в состоянии. У соединительной линии Московско-Брестской жел. дор. с Николаевской у Тверской заставы лошадь налетела на острие барьера, пропорола себе живот и тут же пала. Выброшенный из саней Рощин тяжко разбился. Павшая лошадь стоит 600 рублей».

ПЕТЕРБУРГ. «В Зимнем дворце состоялся первый большой бал. Приглашенных было около 3000. В 9.30 вечера вышли в Николаевский зал Их Величества. Первый тур польского Государь Император шел с Государыней Императрицей Александрой Федоровной. Государь был в мундире лейб-гвардии гусарского полка при Андреевской ленте, Государыня Александра Федоровна — в белом серебристом туалете при Андреевской ленте, имея на голове диадему, а не шее ожерелье из дивных бриллиантов».

ПЕКИН (РЕЙТЕР). «На основании последних известий из Токио, в здешних миссиях придерживаются того мнения, что война неизбежна. Разногласия между Россией и Японией не заключаются вовсе в подробностях, а касаются существенного принципиального вопроса о том, имеет ли Япония право вмешиваться в дела Маньчжурии. Россия оспаривает это».

ПЕТЕРБУРГ. «Вчера знаменитому химику Д.И. Менделееву удачно совершена операция снятия катаракты».

Февраль:

«Русь»:

МОСКВА. «Наплыв публики в Художественный театр, желающей посмотреть «Вишневый сад», так велик, что нет никакой возможности вести запись и соблюдать очередь. А потому решено, что сегодня в 9 часов утра будет устроена лотерея для всех явившихся, и в театр попадут, разумеется, только счастливые».

ПЕТЕРБУРГ. «По поручению своего правительства японский посланник при Высочайшем Дворе передал ноту, в коей доводится до сведения Императорского правительства о решении Японии прекратить дальнейшие переговоры и отозвать посланника и весь состав миссии из Петербурга».

МОСКВА. «Телеграмма о перерыве дипломатических отношений между Японией и Россией произвело в Москве колоссальное впечатление. Всюду бодрые лица, бодрые речи.

— Ну, что ж! Война, так война, коли они того хочут, — говорит мастеровой, бережно складывая заскорузлыми руками телеграмму и пряча ее в кошелек. — Все одно они нас не одолеют!

— Где одолеть! — сочувственно подтверждает другой простолюдин. — Мы грудью станем!

Старик вспоминает объявление в Москве войны 1877-78 года. Молодежь слушает его, затаив дыхание.

— А что, японец страшнее турки? — спрашивает какой-то молодец в белом фартуке поверх нагольного полушубка.

Вопрос остается без ответа. Никто не видел японцев, разве только на картинках».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация