Два события, происшедших почти в одно время, – смерть Ильзы и окончательное сосредоточение власти в руках Гитлера летом 1934 года после “ночи длинных ножей” – привели к разрыву еще последних связей Эйнштейна с Европой. Марго, расставшись со своим эксцентричным русским мужем, в тот же год эмигрировала в Америку и поселилась в Принстоне. Вскоре за ней последовал и Ганс Альберт. “Я совсем не стремлюсь в Европу, – написала Эльза Кэролайн Блэквуд после возвращения. – Я так уютно чувствую себя в этой стране”30.
Отдых
Когда Эльза возвратилась из Европы, она присоединилась к Эйнштейну, жившему в это время в снятом на лето доме в Вотч-Хилле, штат Род-Айленд, небольшом городке на полуострове вблизи того места, где пролив Лонг-Айленд соединяется с Атлантическим океаном. Это прекрасное место для плавания на яхте, поэтому Эйнштейн, уступив настойчивым просьбам Эльзы, решил провести здесь лето со своим другом Густавом Бакки и его семьей.
Бакки, немец, получивший американское гражданство в 1920-х годах, был врачом, инженером, изобретателем, одним из первых инженеров-рентгенологов. С Эйнштейном они познакомились в Берлине. Их дружба окрепла, когда Эйнштейн приехал в Америку. Вместе они даже получили патент на фотокамеру с автоматической установкой экспозиции. Когда у Бакки возникали сложности с другими изобретениями, Эйнштейн выступал как свидетель-эксперт31.
Сын Бакки Петер, с удовольствием возивший Эйнштейна по окрестностям, позднее записал некоторые из своих воспоминаний. Они рисуют прекрасный портрет Эйнштейна в зрелые годы, в меру эксцентричного, но абсолютно искреннего. Петер, например, рассказывает, что как-то они ехали с Эйнштейном в его открытом автомобиле. Неожиданно пошел дождь. Эйнштейн стянул с себя шляпу и спрятал ее под пиджак. В ответ на недоуменный взгляд Петера он сказал: “Мои волосы уже много раз намокали, но я не знаю, сколько раз это удастся сделать моей шляпе”32.
Эйнштейн наслаждался простой жизнью Вотч-Хилла. Он бесцельно бродил по улицам и даже ходил за продуктами вместе с миссис Бакки. Больше всего ему нравилось плавать на своем семнадцатифутовом деревянном паруснике Tinef, что в переводе с идиша значит “рухлядь”. Обычно он плавал без всякой цели, один, часто без должной осторожности. “Бывало, он уходил на целый день, просто дрейфовал, – вспоминал один из членов местного яхт-клуба, которому не раз приходилось выходить на поиски Эйнштейна. – Он явно бывал полностью погружен в себя”.
Как и в Капутте, лодка Эйнштейна дрейфовала по ветру, а иногда, во время штиля, он просто занимался расчетами. “Однажды, все больше волнуясь, мы ждали вечером его возвращения, – вспоминает Бакки. – Наконец в одиннадцать часов было решено послать на поиски береговую охрану. Спасатели нашли Эйнштейна в заливе, совершенно спокойного”.
Однажды знакомый предложил ему на случай непредвиденных обстоятельств взять с собой дорогой подвесной мотор. Эйнштейн отказался. Он, как ребенок, радовался небольшим опасностям, из которых ему удавалось выпутаться самому. (И по-прежнему не брал с собой спасательный жилет, хотя плавать не умел.) “Для среднего человека штилевать часами – ужасное испытание, – рассказывал Бакки. – Для Эйнштейна это только означало, что у него появилось больше времени для раздумий”33.
Хроника спасений на воде продолжается событиями следующего года. Тогда Эйнштейны начали снимать на лето дом в Олд-Лай-ме, штат Коннектикут, городке, тоже стоящем на берегу пролива Лонг-Айленд. Одна из таких историй даже попала в The New York Times. Заголовок гласил: “Отлив и песчаная отмель вместе поймали Эйнштейна в ловушку”. Спасших его мальчишек пригласили в дом и угостили малиновым соком34.
Эльзе нравился дом в Олд-Лайме, хотя и она, и вся семья считали его слишком внушительным. При доме был участок в двадцать акров с теннисными кортами и плавательным бассейном. Столовая была такой большой, что вначале они боялись ею пользоваться. “Здесь все так роскошно, что первые десять дней (я тебе клянусь) мы ели в буфетной, – написала Эльза подруге. – Столовая казалась нам уж очень торжественной”35.
Когда лето кончалось, Эйнштейны раз или два в месяц гостили у семейства Бакки в их доме на Манхэттене. А иногда Эйнштейн, особенно если был один, останавливался у владельца фармацевтической компании, вдовца Леона Уоттерса, с которым встретился в Пасадене. Однажды он удивил Уоттерса, приехав без халата или пижамы. “Когда я отдыхаю, я сплю таким, каким меня создала природа”, – заявил он. Но, как вспоминал Уоттерс, все же попросил одолжить ему на ночь карандаш и блокнот.
Человеком Эйнштейн был вежливым, да и некоторый налет тщеславия ему был не чужд. Из-за этого ему было трудно отказать художнику или фотографу, который просил ему позировать. Однажды на выходные, в апреле 1935 года, когда Эйнштейн гостил у Уоттерса, он в один день позировал сразу двум художникам. Первый сеанс был с женой рабби Стивена Вайса, художественного таланта за которой замечено не было. Зачем он это делает? “Потому что она приятная женщина”, – ответил Эйнштейн.
Позднее в тот же день Уоттерс заехал за Эйнштейном, чтобы отвезти его в Гринич-Виллидж, где был назначен сеанс у русского скульптора Сергея Коненкова. Этот представитель социалистического реализма тогда работал над бюстом Эйнштейна. Сделанная им замечательная скульптура теперь установлена в Институте перспективных исследований. С Коненковым Эйнштейна познакомила Марго, которая тоже была скульптором. Вскоре все они подружились с его женой, Маргаритой Коненковой. Она, что осталось неизвестным Эйнштейну, была советской шпионкой. После смерти Эльзы у Эйнштейна был с ней роман. Как мы увидим, его конец был как никогда раньше тяжел для Эйнштейна36.
Эйнштейну, решившему остаться в Соединенных Штатах, пора было подумать о гражданстве. Во время визита в Белый дом президент Рузвельт сказал, что один из сенаторов предложил издать по поводу него специальный указ, но Эйнштейн решил следовать обычной процедуре. Это значило, что им всем, ему, Эльзе, Марго и Хелен Дукас, необходимо было покинуть страну, а затем въехать обратно, но уже в качестве не гостей, а людей, претендующих на гражданство.
Итак, чтобы выполнить эти формальности, в мае 1935 года они на пароходе Queen Mary отправились на Бермуды, где намеривались провести несколько дней. Губернатор встретил их в Гамильтоне и посоветовал два самых лучших отеля на острове. Эйнштейн нашел их слишком консервативными и претенциозными. Гуляя по городу, он увидел скромный пансион, где они и остановились.
Эйнштейн отклонил официальные приглашения бермудских чиновников и вместо этого проводил время с встреченным в ресторане немецким поваром, который пригласил его поплавать на своей маленькой лодке. Их не было семь часов, и Эльза стала волноваться, не нацистские ли агенты похитили ее мужа. Но затем она обнаружила его в доме повара, где он был намерен насладиться настоящим немецким ужином37.
Тем летом на продажу был выставлен дом, находившийся за квартал от того, который снимали они. Это скромное белое дощатое строение с небольшим двориком перед ним стояло на одной из милых, обсаженных деревьями улиц города. Дому по адресу Мерсер-стрит, 112 было предопределено стать знаменитой на весь мир достопримечательностью не из-за своего великолепия, а потому, что он очень подходил к образу жившего в нем человека. Как и человек, которого принял этот старый дом, он был непритязателен, мил и обаятелен. Он стоял прямо на центральной улице, был хорошо виден и лишь слегка прятался за верандой.
