Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
К. Белл.
Господам Смиту, Элдеру и К.
30 ноября 1847 года
Джентльмены,
я получил «Экономист», однако не «Экземинер»: по какой-то причине он до меня не дошел, как в прошлый раз «Спектейтор». Тем не менее я рад узнать из вашего письма, что рецензия на «Джейн Эйр» в нем была положительной, а также о том, что перспективы продаж книги улучшаются. Благодарю вас также за сведения относительно «Грозового перевала».
Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
К. Белл.
Господам Смиту, Элдеру и К.
1 декабря 1847 года
Джентльмены,
«Экземинер» дошел до меня сегодня; он заплутал из-за адреса: «Карреру Беллу, через посредничество мисс Бронте». Позвольте заметить, что в будущем лучше не писать имени Каррера Белла на внешнем конверте, а направлять его непосредственно мисс Бронте: в этом случае письма будут доходить лучшим образом. Каррера Белла не знают в здешних местах, и мне не хотелось бы, чтобы его узнали. Заметка в «Экземинере» доставила мне большое удовольствие. Похоже, она вышла из-под пера весьма способного человека, который понимает то, что берется критиковать. Разумеется, похвала такого издания не может не вдохновить автора и должна сказаться самым благоприятным образом на продажах произведения.
Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
К. Белл.
Я получил также семь других рецензий из провинциальных газет, которые были вложены в конверт. Искренне благодарю вас за то, что вы столь пунктуально присылаете мне разнообразные критические отзывы о «Джейн Эйр».
Господам Смиту, Элдеру и К.
10 декабря 1847 года
Джентльмены,
я подтверждаю получение вашего письма с вложением банковского чека – большое спасибо. Я уже имел случай выразить свою благодарность за вашу доброту и благородство и могу теперь только добавить: надеюсь, вы будете всегда так же довольны сотрудничеством со мной, как я с вами. Если результат тех усилий, которые мне удастся предпринять в дальнейшем, покажется вам удовлетворительным, я буду весьма рад. Если же у вас возникнут сожаления о том, что вы согласились стать моими издателями, это меня сильно огорчит.
Вам не нужно извиняться, джентльмены, за то, что вы редко мне пишете. Разумеется, я всегда рад весточке от вас, но я буду столь же искренне рад известиям от мистера Уильямса. Это мой любимый критик с давних пор: он был первым, кто внушил мне желание попробовать свои силы в писательстве, – неудивительно, что я испытываю к нему чувства уважения и благодарности.
Прошу простить некоторую вольность этого письма и остаюсь ваш, джентльмены, искренний слуга,
Каррер Белл.
До нас дошло немного свидетельств того, каким образом первые известия о поразительном успехе достигли трех сестер и как эти новости были восприняты. Однажды мы с Шарлоттой беседовали об описании ловудской школы, и она сказала, что если бы могла предугадать, насколько быстро в этой главе распознают Кован-Бридж, то, вероятно, не стала бы писать это. Тогда я спросила, была ли для нее неожиданностью та популярность, которую завоевал роман. Немного помедлив, она ответила: «Мне кажется, те вещи, которые сильно волновали меня, когда я писала эту книгу, должны столь же сильно взволновать любого ее читателя. Меня не удивило, что роман „Джейн Эйр“ вызвал интерес, но я не могла и надеяться, что книга никому не известного автора найдет читателей».
Сестры скрывали свои литературные предприятия от мистера Бронте: их опасения и разочарования могли лишь усилиться, если бы отец начал волноваться, ибо он живо интересовался всем, что касалось его детей, а кроме того, и сам тяготел к литературе в дни юности. Правда, мистер Бронте не слишком часто выражал свои чувства в словах, полагая, что готов к любым разочарованиям, которые только могут выпасть на долю смертного, и способен выдержать их стоически, в то время как слова – это всего лишь слабые и вечно запаздывающие переводчики чувств любящих друг друга людей. Сестры Бронте знали, что их отец всегда будет переживать их неудачи сильнее своих собственных. Поэтому они не рассказывали ему ни о чем из того, что предпринимали. Теперь мистер Бронте утверждает, что с самого начала обо всем догадывался, но не показывал виду: он был уверен в том, что его дети постоянно пишут, и пишут не письма. Как мы уже знаем, ответы издателей приходили в конвертах, адресованных мисс Бронте. Шарлотта рассказывала мне, что однажды сестры слышали разговор мистера Бронте с почтальоном: почтальон спрашивал у пастора, где живет некий Каррер Белл, и мистер Бронте сказал, что у него в приходе такого человека нет. Возможно, именно на этот малоприятный случай и намекает мисс Бронте в начале своего письма к мистеру Эйлотту.
Однако теперь, когда высокий спрос на ее произведение обеспечил успех «Джейн Эйр», сестры убедили Шарлотту рассказать отцу об этой публикации. Она зашла к отцу в кабинет после его раннего ужина и принесла экземпляр книги, а также несколько рецензий, не забыв поместить среди них и ругательную.
Шарлотта передала мне разговор, который состоялся у нее с отцом, и я записала ее слова в тот же день, когда их услышала, поэтому ручаюсь за их точность.
– Папа, я написала книгу.
– Неужели, моя дорогая?
– Да, и я хотела бы, чтобы ты ее прочел.
– Боюсь, это окажется слишком трудным для моих глаз.
– Но это не рукопись, книга напечатана.
– Моя милая, но это же, должно быть, страшно дорого! И это, несомненно, потерянные деньги, потому что как же ты сможешь продать книгу? Никто про тебя никогда раньше не слышал.
– Но, папа, это вовсе не потерянные деньги. Ты сам убедишься, если позволишь мне прочесть тебе пару рецензий и рассказать побольше об этой книге.
Она присела и прочла отцу несколько рецензий, а затем, вручив предназначавшийся ему экземпляр «Джейн Эйр», оставила его в одиночестве за чтением. Когда мистер Бронте вышел к чаю, он объявил:
– Девочки, знаете ли вы, что Шарлотта написала книгу и что эта книга куда лучше, чем я мог подумать?
Для тихих обитателей хауортского пастората, чья жизнь текла без особенных событий (если не считать забот о брате), существование автора по имени Каррер Белл было чем-то вроде сна. Однако для всей английской читающей публики это имя было закваской, вызывавшей постоянное брожение: всем хотелось узнать что-либо о таинственном писателе. Даже издатели романа не могли ответить, является ли Каррер Белл реальным человеком или всего лишь псевдонимом, мужчина он или женщина. В каждом городе читатели искали его среди своих друзей и знакомых и ничего не находили: никто из тех, кого они знали, не обладал талантом, достойным этого романа. Каждый эпизод книги обсуждался с точки зрения того, может ли он пролить свет на самый животрепещущий вопрос – об авторе. Однако результата не было. Люди с готовностью оставляли попытки удовлетворить собственное любопытство и просто садились за чтение романа, который неизменно приводил всех в восхищение.
