В 1929-м Сталин отдыхал на водах в Мацесте. Сухова, работавшая тогда преподавательницей, вновь написала ему. За ней приехали “трое молодых людей в белых костюмах” и отвезли на приморскую дачу. Там ее встретили Надя Аллилуева и Сталин. За ужином они предавались воспоминаниям. Надя спросила ее о том, каков был молодой Сталин в ссылке. “Когда я описывала его внешность и упомянула, что тов. Сталин никогда не расставался с своим белым башлыком”, Надя “смеясь заметила, что не думала, что он тогда был таким “франтом”. Сталин с гордостью показал Суховой выращенные им в огороде помидоры и отвел ее на стрельбище позади дома. Там он из ружья поразил мишень и дал Татьяне выстрелить из “маленького английского “монте-кристо”, но она промазала. “Как же защищаться будешь?” – спросил ее Сталин. Когда она пожаловалась ему, что с ней невежливо обращаются в доме отдыха, Сталин проговорил: “Крыть их надо, крыть”.
В следующем году Сухова оказалась замешанной в один из сталинских процессов – дело Рамзина. Она обратилась к Сталину, и он ее принял. “Что, в переделку попала в первый раз? – спросил он. – А я так много раз бывал!” На другой день он позвонил в ее институт и защитил Татьяну. “Надо бороться, и бороться самой”, – напутствовал он ее. Больше они не встречались4.
У Сталина было по крайней мере двое незаконнорожденных детей. Ни одному из них отец напрямую не помогал.
Карьера Константина Кузакова, сына сольвычегодской квартирной хозяйки Сталина – Марии, была интереснее, чем у второго сына. Когда в 1917-м Кузакова узнала, что Сталин стал членом правительства, она написала ему с просьбой о помощи. Не получив ответа, она приехала на прием к Ленину – жена Сталина Надя работала в его секретариате. Ничего не говоря Сталину, она добилась повышения Кузаковой выплат. Но впоследствии она все же известила отца ребенка.
Вероятно, Сталин помог своему сыну поступить в Ленинградский университет. В 1932 году НКВД заставил его подписать обязательство о неразглашении своего “происхождения”.
Он преподавал философию в Ленинградском военно-механическом институте, затем ближайший сподвижник Сталина Андрей Жданов перевел его на работу в московский аппарат ЦК. Позже Константин говорил, что Жданов знал о его “происхождении”. Кузаков никогда не разговаривал со своим отцом, хотя однажды “Сталин остановился и… посмотрел на меня. Я чувствовал – ему хочется что-то сказать мне. Хотелось рвануться к нему, но что-то остановило. <…> Сталин махнул трубкой и медленно пошел”. Во Вторую мировую войну Константин стал полковником и получил много наград, но его мать умерла от голода во время блокады Ленинграда.
Летом 1947 года Кузакова вызвал к себе Жданов. В кабинете сидел грозный и вспыльчивый министр госбезопасности Виктор Абакумов. Они сказали Кузакову, что его заместитель – американский шпион. Кузаков оказался фигурантом шпионского дела. Сталин не санкционировал его арест, но Кузакова судили судом чести и исключили из партии. У него было трое детей, но он не мог устроиться на работу даже дворником.
После смерти Сталина и ареста Берии он был восстановлен в партии, дослужился до высокого поста в Министерстве культуры, долгое время был начальником главного управления Гостелерадио. Он умер в 1996 году.
Сталин оставил Лидию Перепрыгину с сыном Александром, который родился, вероятно, в начале 1917 года. Она вышла замуж за рыбака Якова Давыдова, который усыновил Александра. Лидия стала парикмахером в Игарке, родила еще восьмерых детей. “Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи”, – писал глава КГБ генерал Серов. Сын Александра Юрий сообщает: “Отцу рассказала об этом его мать Лидия через много лет после своего романа со Сталиным. Они оба хранили это в тайне. Только несколько жителей Курейки знали, чьим сыном на самом деле является Александр”.
Александр стал почтальоном и комсомольским инструктором. В 1935-м НКВД вызвал его в Красноярск, чтобы он подписал обязательство – такое же, как Кузаков: никогда не рассказывать о своем происхождении. Затем ему предложили переехать в Москву, но он отказался – “всегда боялся того, что могло бы с ним произойти”. Вторую мировую Александр Давыдов прошел рядовым, трижды был ранен, после войны дослужился до майора. Он заведовал столовой в шахтерском городе Новокузнецке. Здесь он женился, у него родилось трое детей. Он умер в 1987-м. “Отец сказал мне, что я внук Сталина”, – вспоминает Юрий, который сейчас живет со своей семьей в Новокузнецке5.
До тех пор пока Сталин не отвоевал Грузию заново в 1921 году
[216]
, его мать жила в другом государстве. Потом Сосо навестил Кеке во время поездки в Тифлис; поездка прошла плохо: он понял, что его здесь ненавидят как кровавого завоевателя и бывшего бандита.
Сталин постоянно писал Кеке письма, но соблюдал дистанцию. “Веселая, говорливая”, она была единственным человеком в сталинском мире, кто осмеливался спросить: “Я задаю себе вопрос: что мой сын не поделил с Троцким?” Сталин не терпел такой независимости.
Один раз Кеке ненадолго приезжала в Москву. Она познакомилась с Надей. “Эта женщина – моя жена, – предупреждал Сталин Кеке. – Постарайся не дать ее в обиду”. Кеке нравилось жить в двухкомнатной квартире в бывшем тифлисском дворце наместника на Головинском проспекте. Надя посылала ей письма с новостями, фотографии детей. Когда Сталин шел к власти, его письма были коротки:
Мама – моя!
Здравствуй!
Живи десять тысяч лет.
Целую.
Твой Сосо
1 / I-23.
Она ворчала, что он не уделяет ей внимания. “Здравствуй мама – моя! Знаю ты обижена на меня, но что поделаешь, уж очень занят и часто писать тебе не могу. День и ночь занят по горло делами… Твой Сосо. 25 января 1925 г.” Иногда она сама не уделяла ему внимания и продолжала жить как жила: “Здравствуй мама – моя! <…> Давно от тебя нет писем, – видимо, обижена на меня, но что делать, ей богу очень занят. Присылаю тебе сто пятьдесят рублей, – больше не сумел. Если нужны будут деньги, сообщи мне, сколько сумею пришлю. <…> Твой Сосо”.
