Тайная полиция, пользуясь наводками Малиновского и других двойных агентов, решила разделаться с ЦК. 14 апреля арестовали Серго, но мастер конспирации Сосо сумел еще какое-то время водить за нос шпиков и тайком приехал в столицу.
Тем временем революция вдруг получила кровавый стимул. 4 апреля войска расстреляли рабочих с золотых приисков на берегах реки Лены. Погибло 150 человек. Сталин торжествовал на страницах “Звезды”: “Ленские выстрелы разбили лед молчания, и – тронулась река народного движения. Тронулась!..” По всей империи прокатились забастовки. На вопросы депутатов Думы министр внутренних дел Макаров не смущаясь ответил: “Так было, так будет!”
Сталин был просто вне себя от восторга. “Мы живы, кипит наша алая кровь огнем неистраченных сил!” – писал он в другой статье
[149]
. Ленин объявил о “революционном подъеме”.
В Петербурге Сталин жил у Н. Г. Полетаева, представителя социал-демократов в Думе, – полетаевская квартира охранялась депутатской неприкосновенностью. Здесь Сталин виделся и с помощницей Полетаева Татьяной Словатинской. “В бесте у “неприкосновенного” Полетаева” Сталин начал руководство еженедельной “Звездой” и написал несколько страстных статей. Троцкий полагал, что Сталин изъяснялся “словами тифлисской гомилетики”. Но статьи эти могли волновать, в отличие от будущей свинцовой пропагандистской ахинеи. Сестры Аллилуевы читали их друг другу вслух. Их любимая статья начиналась так: “Закованная в цепях, лежала страна у ног ее поработителей”. Сосо, у которого “кипела алая кровь”, написал восхитивший многих памфлет к Первому мая, куда включил неожиданный гимн Природе, последнее обращение к романтической поэзии: “…природа просыпается от зимней спячки, леса и горы покрываются зеленью, поля и луга украшаются цветами, солнце начинает теплее согревать, в воздухе чувствуется радость обновления, а природа предается пляске и ликованию…”
[150]
Сталин вспоминал: “В середине апреля 1912 года… [мы] договорились о платформе “Правды” и составили первый номер”. Первая большевистская ежедневная газета, родившаяся в трех комнатках, была легальной, но ее главный редактор – нелегал Сталин – должен был работать в тени. Финансировал “Правду” Виктор Тихомирнов – сын богатого казанского купца, оставившего ему 300 000 рублей наследства. Другом детства Тихомирнова был Вячеслав Скрябин – Молотов. Тихомирнов передал на организацию газеты тысячи рублей – через Молотова, основателя “Правды”.
Сталин решил, что пора встретиться с этим молодым человеком. Молотову было сказано ждать во дворе за кабинетом зубного врача; рядом находилась большевистская типография. Сталин появился из ниоткуда – вышел из-за поленницы. Сосо любил подобную таинственность. Его кошачье обаяние произвело большое впечатление на Молотова, человека скучного, но еще молодого, никогда раньше не встречавшего членов ЦК.
“Я не видел, откуда появился он (в форме студента-психоневролога). Кратким опросом мы информировали друг друга”. Молотов обратил внимание на оспины и грузинский акцент. “Он задал самые существенные вопросы, не тратил ни секунды на ненужные… <…> Он передал кое-что для “Правды”. Ни одного лишнего жеста… И исчез так же внезапно, как и появился. Он перемахнул через забор… Все это было сделано с классической простотой и законченностью”.
На другой день почти влюбленный Молотов рассказывал другу: “Удивительный. В нем внутренняя революционная красота. Большевик до кончика волос… Умный, ловкий, конспиративный”. Так началась их совместная работа, которая продлится сорок один год.
Осторожность Сосо была понятна: он остался чуть ли не единственным членом ЦК на свободе. Серго и Спандарян попали за решетку. 22 апреля вышел первый номер “Правды”. Когда Сталин выходил из парламентского убежища Полетаева, охранка арестовала его. К июню благодаря предательству Малиновского на свободе оставался лишь один малоэффективный член ЦК. Организация опять была разрушена. Стасова спешно приехала из Тифлиса, но ее тоже арестовали.
2 июля Сталина, приговоренного к трем годам ссылки, отправили в Сибирь4. Впоследствии приближенные льстили Сталину, называя его “доктором беглых наук”. Эта ссылка оказалась самой короткой.
Глава 29
Беглец. Прыжок Камо и последнее ограбление
По дороге в Томск, где-то под Вологдой, Сталин встретился с Борисом Николаевским, меньшевиком из Баку. Сосо ни о чем ему не рассказал, но позаимствовал у Николаевского любимую синюю чайную кружку – и не вернул.
18 июля 1912 года он прибыл в Томск. Его посадили на пароход, который доплыл по Оби до Колпашева. Здесь Сталин провел неделю и повидался с меньшевиком Семеном Верещаком, с которым сидел когда-то в Баиловской тюрьме. Он пообедал с Верещаком и Семеном Суриным – меньшевиком и агентом охранки. Следующим пароходом, шедшим вверх по реке, он отправился в непосредственное место ссылки – Нарым, где его встретил Яков Свердлов, еще один молодой член ЦК.
В Нарыме вполне можно было жить. В 150 домах здесь ютилась 1000 обитателей. Земля была плодородной, леса полны дичи, но шел разгар лета, и над болотистой местностью летали тучи комаров. Ссыльных здесь было тоже много. Они даже открыли свои кафе, мясную лавку и магазин колониальных товаров. Но Сталина больше заинтересовало то, что здесь было два “бюро”, устраивавших побеги.
Его нарымская хозяйка Ефросинья Алексеева вспоминала, что он пришел к ним домой в русской расшитой рубашке с открытым воротом, из-под которого виднелась голая грудь. Она не хотела его пускать, потому что у нее уже жили двое ссыльных, но он зашел в комнату, огляделся, поговорил с товарищами и въехал, оказавшись соседом Свердлова.
Сын богатого еврея-печатника из Нижнего Новгорода, 27-летний Яков Свердлов носил круглые очки, у него были “пышные темные волосы”. Но самая примечательная его особенность – то, что у этого внешне кроткого человека “удивительной мягкости” был “громовой голос, прямо черт знает как из такого маленького человека такой чудовищный голос идет, – смеялся Молотов. – Иерихонская труба!” Он походил на тот тип еврея-интеллигента, который Сталин ненавидел, но на самом деле был безжалостным и непритязательным организатором. Двое наиболее выдающихся большевиков в России оказались под одной крышей, и они друг друга раздражали.
