“Вот улица, идешь, и начинают пропагандировать. Выступаешь, и собирается группа, – вспоминал Молотов. – Впервые свободу в полном смысле получили”
[184]
. Даже проститутки и воры проводили митинги и избирали советы. Все было шиворот-навыворот: солдаты носили фуражки козырьком назад, одевались в лучшую форму. Женщины щеголяли в касках и галифе. Петроградцев лихорадила внезапная свобода, они почувствовали карнавальную раскрепощенность. “Люди в состоянии эйфории занимались сексом на улицах: от поцелуев и ласк до настоящих сношений”, – пишет Орландо Файджес1.
Сталин и Вера направились прямо к источнику власти. “Беседуя с нами, тов. Сталин незаметно подошел к Таврическому дворцу”. Там они встретили Елену Стасову и Молотова. Вечером Сталин, Молотов, Вера Швейцер, Стасова и Русское бюро обсуждали ситуацию. Никто не понимал, что делать раньше.
“Россия была империей”, но “что она такое теперь?” Политическая система, родившаяся в Таврическом дворце, была, по словам думского депутата Василия Шульгина, “не монархией, но и не республикой: государственное образование без названия”. Достопочтенный князь Львов был председателем кабинета, состоявшего из консерваторов и либеральных кадетов (конституционных демократов). В Совет, возглавляемый Чхеидзе, входили меньшевики, большевики и эсеры, и он обладал не меньшей властью, чем правительство. Только Керенский присутствовал и в Совете, и в Правительстве. “На революционной трясине, привычный к этому делу, танцевал один Керенский”. Но на самом деле и ему это не очень удавалось.
Когда царь отрекся, акулы социал-демократии находились за границей: Троцкий и Бухарин – в Нью-Йорке, Ленин и Мартов – в Швейцарии. В Петрограде недоумевавших большевиков возглавляли 33-летний рабочий Александр Шляпников и 27-летний Молотов
[185]
. Большевиков во всей России было меньше 20 000, а активистов-ветеранов – не больше 1000.
За несколько дней до февральских событий Ленин говорил, что революция может и не начаться “при нашей жизни”. Когда они узнали о революции, Крупская предположила: может быть, это очередной розыгрыш? “Потрясающе! – восклицал Ленин. – Вот это сюрприз!” Он начал посылать указания Молотову и Шляпникову: войну необходимо прекратить, Временному правительству – противостоять. Но на заседании Бюро 38-летний Сталин и 34-летний Каменев попытались взять власть в свои руки и отклонить указания Ленина: они считали, что Временное правительство в данный момент нужно поддержать, если оно согласится вести оборонительную войну и установить основные гражданские свободы.
Все окончилось “скандалом”. Бюро решительно отвергло идеи Каменева и потребовало разъяснений о его предательстве, а Сталина кооптировало только “с совещательным голосом” “ввиду некоторых личных черт, присущих ему”2. Его эгоизм, грубость и, возможно, сексуальная распущенность составили ему дурную славу.
Когда Анна Аллилуева пришла домой (Аллилуевы жили теперь в пригороде, куда ходил только пригородный поезд – паровичок), она застала там за разговором нескольких знакомых товарищей (в том числе Енукидзе). “Но мужское черное драповое пальто на вешалке мне незнакомо. И на столике чей-то длинный теплый полосатый шарф”.
– Кто у нас? – спросила она.
– Вернулся Сталин… – ответил один из гостей. – Из ссылки… Только приехал.
Она побежала к нему: “Мы ждали его”. Сталин расхаживал по комнате. Анна поразилась перемене в нем. “Он в таком же темном, обычном для него костюме, в синей косоворотке”, но “он осунулся и похудел… от усталости. <…> …лицо его стало старше… А глаза – те же. Та же насмешливая, не уходящая из них улыбка”.
– Видите, отыскал… Ехал на паровике, ехал, ехал, думал – не доеду. Ну как вы здесь все? Что Ольга, Сергей? Где Павел, Федя? Где сестра?
Сергей был управляющим на электростанции; Ольга работала медсестрой; Павел был на фронте; Федор – на занятиях; Надя – на уроке музыки.
– Вы, наверное, голодны? – спросила Анна и пошла ставить самовар. Тут пришел ее отец. Мужчины “оживленно” обменивались новостями. Пришла и Надя – черноглазая, веселая, восторженная, в пальто и шапочке. “Иосиф приехал”. Родители и дети окружили Сталина: он почувствовал себя героем в кругу дружной семьи из чеховских рассказов, жившей в мещанском уюте, какого Сталин никогда не знал. “Смех, взрывы смеха”: это “Сталин в лицах изображает встречи на провинциальных вокзалах, которые… доморощенные ораторы устраивали возвращающимся из ссылки товарищам”. Пока Сталин повествовал о своих удивительных приключениях в ссылке, Анна и Надя накрыли на стол. Он согласился остаться у них на ночь, и его уложили в столовой, там же, где спал Сергей.
– А когда вам завтра вставать? Мне надо завтра рано утром быть в редакции “Правды”.
– И мы встанем рано, – сказала Ольга. – Мы разбудим вас.
Ольга с дочерьми удалились в свою спальню, но заснуть не могли. Надя начала повторять рассказы Сосо о вокзальных ораторах. “Это до того смешно, что мы не можем удержаться и фыркаем в подушки, – вспоминает Анна. – Чем больше мы стараемся удержать смех, тем громче наши голоса”.
– Да замолчите вы наконец, егозы этакие! – крикнул их отец.
– Не трогай их, Сергей! – вмешался Сталин. – Молодежь… пусть смеются.
Утром поехали на поезде в город. Аллилуевы сообщили Сосо, что будут смотреть квартиру на 10-й Рождественской улице. Сходя с поезда, Сталин сказал: “Вот и хорошо. Только вы обязательно в новой квартире оставьте комнату для меня”3.
Сталин сделал заявку на лидерство – не в Таврическом дворце, но в штаб-квартире большевиков, которая теперь располагалась в особняке, погрязшем во грехе, – доме “наложницы царя” Матильды Кшесинской
[186]
.
