С нами поселилась Ленни, дочь Ицуми. Когда мы познакомились, ей было семь. Ее отцом был манекенщик-мавританец, проездом оказавшийся в Лондоне.
Никогда не забуду тот день. Ицуми очень переживала. Она купила себе и дочери сладкую вату, и, пока мы гуляли, они откусывали от нее сладкие кружева и облизывали губы. Ицуми держала дочь за руку. Теперь их было двое – две крошечные фигурки. Мне показалось, что грудь Ицуми гордо выдалась вперед. Она напоминала кошку: вздыбленная шерсть, изогнутое тело. Внезапно она стала такой незнакомой, смущенной. Она подозрительно поглядывала на меня и прикрывала глаза, точно ее слепило яркое солнце. Ицуми призналась, что у нее есть дочь, только после нескольких месяцев нашего знакомства. Это показалось мне странным, поскольку она всегда была очень прямой и откровенной. Впервые она знакомила дочь с мужчиной, ей было нелегко отважиться на этот шаг. Мужчина должен был принять их обеих. Это было очевидно с первого взгляда. Едва я увидел их вместе, одну и другую, одну в другой, я понял, что их связь нерушима. Ицуми – одинокая женщина в чужом городе, за плечами – непростое прошлое, на руках – маленькая дочь. Дочь впитала боль, радость, мечты своей матери.
Я протянул руку:
– Я Гвидо.
– Ленни.
Смуглая кожа, миндалевидные, как у матери, с серой поволокой глаза. Самая невероятная девочка из всех, кого я когда-либо видел. Девочка, сошедшая со страниц «Книги джунглей», подпрыгивая, подбежала к киоску, где продавались билеты на паром, а на плече у нее висела сумочка, расшитая золотистыми жемчужинками.
Какое-то время я не мог произнести ни слова – так поразил меня этот невероятный ребенок. Вместе они с Ицуми – сила, а я – слюнтяй, старая размокшая пробка. Дряхлый итальянский ковбой, аспирант с копеечной зарплатой, не слишком хороший любовник с сомнительным прошлым и жалким дымком волос над проступившими залысинами. Я постоянно оглядывался назад и раздувался, точно глупая райская птица. Вот только рая для этих прекрасных созданий у меня не было.
Так мы шли какое-то время, я молча шагал рядом с ними. Призрачные шаги, подвешенные над землей. Мы могли бы стать семьей. Еще одна семья, тоже вариант среди миллионов других. Что значит семья? Семья – это несколько человек, которые вместе живут, едят за одним столом, сидят на одном унитазе, отмечают общие праздники, хоронят своих мертвецов.
Я взглянул на Ицуми, она поймала мой потерянный взгляд. Я смотрел на нее, моля о помощи. Я был слишком ленив и раним, чтобы взять на себя такую ответственность. Я не прошел бы проверки.
Подвиги отцовства не для меня. От студентов меня отделяло всего несколько лет. Для них я был чем-то вроде старшего брата, который мог дать нужный совет. Их притягивало ко мне, я являлся для них примером. Все они были взрослыми, сложившимися людьми, как в интеллектуальном, так и в сексуальном плане. Так что степень моей ответственности была ограниченна. Совсем иное – удивительная девочка, за плечами которой слышалось дыхание матери-самурая. Ленни еще предстояло стать собой, а мне – охранять ее чистоту, защищать ее мечты, сторожить ее, как верный пес, и огрызаться, точно волк, на всех, кто мог причинить ей боль. Чтобы ее не коснулась жестокость этого мира. Не доверяя мне, Ицуми была права.
Ленни запрыгнула на скамейку, за которой была высокая каменная стена, и влезла на нее. Я испугался, что она поскользнется, рванулся к скамье и схватил Ленни за руку. За стеною текла река, мое сердце бешено колотилось, дыхание сбилось. Ленни спрыгнула на землю так неожиданно, что я неловко дернул ее, и у меня в руках осталась сумочка, а жемчужные шарики разлетелись во все стороны. Я кинулся собирать раскатившиеся бусины. Ленни присела рядом со мной. Я смотрел на ее смуглые узловатые коленки, она сидела в шаге от меня. Я задыхался от чувства вины. Какой же я кретин! Испортил сумочку, которой она так гордилась!
Какое право имел я заботиться о ней, что мог для нее сделать, как уберечь? Я никогда не думал, что когда-нибудь окажусь на коленях перед маленькой девочкой: униженный, охваченный отчаянием, испуганный, пристыженный. Я не решался посмотреть ей в глаза. Жалкий дурак. Куда мне жениться? Да меня лечить пора! Меня надо запереть в психушку для буйных и держать там месяцы, а то и годы. Ленни собрала все бусины, и вдруг ее глаза встретились с моими. Мне хотелось кинуться к ней и умолять не смотреть на меня вот так. Ее колени подрагивали. И вдруг она сказала: «Я так ждала тебя, Гвидо».
То, как она произнесла мое имя, вернуло мне чувство собственного достоинства, силу, надежду, я вновь почувствовал себя мужчиной. Наверное, она имела в виду, что давно хотела со мной познакомиться, Ицуми наверняка готовила ее к нашей встрече. Покачиваясь, я встал, но теперь я почувствовал уверенность в себе. У Ленни был тот же дар, что и у матери. Она умела дарить надежду в самый нужный момент, умудрялась отыскать то немногое доброе, что таилось в человеке.
Я обернулся к своей будущей жене. Она надела солнечные очки. Я кинул бусины в карман, помог Ленни отряхнуть коленки. Взял билеты, пробил их, воротца открылись, и мы поднялись на борт. Грустный катер повез нас по грязной печальной реке.
Мы устроились в уголке, облокотившись на деревянные перила. Ленни залезла на железную перекладину, я придерживал ее. Она слегка дернула головой, пытаясь сбросить мою руку. Но я был сильнее маленькой обезьянки, качавшейся на лиане. Ленни успокоилась, подчинилась. Нервный, уже немолодой итальянец выворачивался наизнанку, чтобы построить семью.
Я еще ничего не рассказал о своей сексуальной жизни с Ицуми. Мы провели вместе много лет. Должно быть, это сделало меня слишком сдержанным: я очень уважал жену, преклонялся перед ней. Мне было стыдно, когда я лежал рядом с таким родным, чуть ли не святым для меня телом. С годами страсть проходит, чувства притупляются, секс становится однообразным и скучным, точно ты не человек, а какой-то робот. Но в то же время появляется спокойствие, умиротворенность – залог удивительной душевной гармонии, которая многого стоит. Ты можешь спокойно спать, повернувшись на другой бок, можешь храпеть или чесать задницу в присутствии другого человека. С одной стороны, вроде бы что-то теряется, с другой – ты приобретаешь нечто гораздо более важное, чем секс. Перед глазами простирается бесконечная долина любви. К ней ведут лишь долгие отношения, в которых царит полное доверие. У влюбленности есть свои радости: она дарит сильнейшее возбуждение и загорается как спичка. Влюбиться просто, а вот найти хорошую жену почти невозможно. Любовь – это кропотливая работа.
То, что я предохранялся, поначалу не вызывало у Ицуми никаких подозрений. Она думала, что я забочусь о ней, не хочу, чтобы она пила таблетки. Так что я довольно быстро привык к короткому обязательному ритуалу: отворачивался, быстро надевал презерватив, и это совсем не мешало наслаждаться моментом. Напротив, короткое промедление, простое механическое действие лишь разжигало наше желание. Я знал, что Ицуми ждет меня. Но дело было не только в ней. Нелегко признаться, но именно благодаря презервативу я чувствовал себя спокойно. Он охранял меня, возводил преграду между мной и Ицуми, потому что в глубине души я готов был отдаться только одному человеку, которого я познал первым и сразу ощутил своим. Его тело стало естественным продолжением моего. Меня мучили воспоминания, я никак не мог освободиться. Но однажды жена попросила меня перестать предохраняться.
