Померещилось ей, что ли, или еще какой-то несчастный трудоголик дотемна засиделся на работе?
Анна остановилась, прислушалась.
Нет, ни звука, только шорох листьев и унылое завывание осеннего ветра…
Она снова пошла вперед – и снова услышала позади хруст песка под чьими-то шагами.
Анна опять остановилась.
И вновь наступила тишина.
– Кто здесь? – проговорила она в темноту.
И никто, конечно, не ответил.
– Я тебя вижу! – соврала Анна, и тут ей показалось, что она действительно видит среди кустов какой-то едва различимый силуэт. Больше того, в темноте сверкнули чьи-то глаза. Сердце гулко заколотилось от страха, рот наполнился слюной.
Да что же это такое! Она не впадет в панику, она не позволит запугать себя какому-то идиоту!
Анна резко развернулась, быстро пошла в прежнем направлении и сразу услышала шаги за спиной. Она не хотела поддаваться панике, но не выдержала и бросилась бежать.
Впереди уже проступал сквозь кусты свет – там был проспект, там была автобусная остановка, на ней наверняка стоят люди. Если закричать, эти люди услышат ее, придут на помощь. Но зачем кричать, зачем выставлять себя трусливой дурой, когда еще полминуты, самое большее минута – и она сама добежит до остановки…
Анна представила, как появится на этой остановке – запыхавшаяся, растрепанная, перепуганная. Она перешла на шаг, пытаясь выровнять дыхание…
И моментально шаги за ее спиной приблизились, и на плечо легла тяжелая рука.
Анна резко обернулась и выпалила:
– Отвали, подонок!
И тут она увидела лицо своего преследователя. Точнее не лицо, а маску, дешевую маску из папье-маше, какие под Новый год продаются с лотков. Это была маска обезьяны, нагло усмехающейся, оскалив крупные белые зубы. В прорезях для глаз чернели зрачки, словно два провала в темноту.
– Отвали… – пробормотала Анна едва слышно, чувствуя, как ее ноги слабеют от страха и все тело наливается отвратительной свинцовой слабостью.
– Зря ты так, – раздался из-под маски глухой, завораживающий голос, – зря ты так со мной. Ты ведь сама этого хочешь… Все вы такие, вы понимаете только грубую силу…
И в то же мгновение сильные, твердые руки сомкнулись на горле Анны и начали медленно сжимать его. Анна попробовала крикнуть, позвать на помощь… Но в груди не было воздуха, и безжалостные руки так сильно сдавили горло, что она могла издать только бесполезный хрип, неслышный в двух шагах.
– Ты сама этого хочешь… – повторил глухой голос, а сильные руки все сжимались на горле, и ее охватила слабость.
И вдруг Анна перестала бояться.
Какой смысл бояться, если все самое худшее уже произошло? Если страх, таившийся в темноте, материализовался, превратившись в высокого сильного человека в дешевой маске?
Ноги Анны подогнулись, в глазах у нее потемнело, и она бездыханной упала на дорожку.
Убийца склонился над ней, не сводя взгляда с ее лица, с ее быстро тускнеющих глаз – казалось, он хочет навсегда запомнить их выражение, хочет впитать последний вздох умирающей женщины. Он еще сильнее сжал руки на ее шее и физически почувствовал, что жизнь покинула ее. Вот интересно, это душа, что ли, вылетела из тела?
Анна последний раз дернулась и затихла.
Убийца разжал руки, выпрямился и глубоко, облегченно вздохнул, как будто завершил важное и трудное дело. Затем снял маску, сунул ее в карман и поспешил через сквер к автобусной остановке.
Кирилл довез Тину до подъезда, высадил ее и равнодушным голосом проговорил:
– Пока-пока!
Тина поняла, что он уже мыслями далеко отсюда и что сегодняшние события отошли на задний план, а скоро и совсем забудутся. Но ее это не слишком огорчило…
Наконец Тина осталась одна.
Она приняла душ, чтобы избавиться от преследовавшего ее всю дорогу запаха запустения и увядания, запаха безлюдной, заброшенной деревни, запаха бесконечных осенних просторов, пустых полей и оголенных рощ, и еще… Еще того острого, пугающего запаха, который она почувствовала, зайдя в сарай. В тот сарай, где она нашла странный металлический предмет, семиконечную звезду.
Тина стояла под горячими струями, постепенно приходя в себя. Вскоре она успокоилась. Тревога и волнение оставили ее, она выпила горячего чаю и легла спать. Ну да, на улице был белый день, но ночью они так плохо спали на продавленном диване, да еще эти сны…
Тина с наслаждением вытянулась на большой двуспальной кровати, на свежих простынях, закрыла глаза.
И тут же провалилась в глубокий сон, темный и текучий, как ночная река.
Она плыла по этой ночной реке, медленно плыла, отдавшись на волю течения. Вода несла ее вперед, среди сломанных веток, засохших листьев и мертвых увядших цветов, несла в неизвестность, пока не вынесла на песчаную отмель.
Тина вышла из воды – и тут же оказалась в густом, темном лесу. Со всех сторон из чащи доносились приглушенные голоса зверей и птиц. Вдруг все эти голоса смолкли, словно кто-то выключил их, как радиоприемник, поворотом невидимой ручки.
На лес обрушилась оглушительная, бесконечная тишина.
Но Тина поняла, что эта тишина – лишь предвестие чего-то, чего-то, что должно сейчас произойти.
И тут же в чаще раздался глухой, протяжный крик.
В этом крике было что-то звериное, но в то же время и что-то человеческое. Только зверь мог издавать такой страшный, такой оглушительный вопль, но только человек мог испытывать такое бесконечное одиночество, такую безысходную тоску.
Смертельно испуганная, Тина бросилась бежать, не разбирая дороги. Ветки хлестали ее по лицу, цеплялись за одежду, словно пытались ее остановить…
Тина бежала вперед и вперед – и вдруг заросли расступились перед ней, раздвинулись, как театральный занавес, и она оказалась на большой поляне, залитой лунным светом.
Посреди этой поляны возвышался дом. Сложенный из огромных, замшелых бревен, под крышей из потемневшей от долгих дождей дранки, он казался древним, как сам этот лес, больше того – как луна, тяжелым диском нависающая над поляной. Окна его были темными, но Тина подбежала к двери и постучала…
Дверь тут же распахнулась, как будто ее ждали.
На пороге появилось огромное существо.
Мощные покатые плечи, густая шерсть, покрывающая все тело, небольшая голова с нависшими надбровными дугами, маленькие глаза, горящие на темном морщинистом лице, как два уголька в затухающем костре…
Тина отступила в ужасе, хотела броситься наутек, но страшное создание протянуло к ней свои огромные руки, и зазвучал полный тоски и одиночества голос:
– Я скучал!
Тина заметила, что, как и в прошлый раз, в том сне, кошмарное существо говорило, не раскрывая рта, голос раздавался прямо в голове, будто Тина слышала его мысли. Страх отпустил ее, сменившись любопытством и жалостью. Тина остановилась, а существо шагнуло к ней. В руке у него что-то было.
