– Да, – вздохнула Надежда, – когда ты хочешь есть, все остальные проблемы отступают на второй план.
– Но мы же сегодня очень рано завтракали! И очень легко!
– Омлет с ветчиной – это, по-твоему, легкий завтрак?
– Конечно. Да и сколько его там было?
– Ладно, пошли уж. Я тебя не первый год знаю.
Выходя из замка, Надежда оглянулась. Ей показалось, что в одном из окон сторожевой башни мелькнул бледный силуэт, но пока она щурилась на солнце и подзывала Алку, силуэт исчез.
Хозяин кафе встретил их встревоженно.
– О, дамы. Я отчень, отчень за вас волновался! Вы ходил в замок, это отчень опасно! Разве вы не знать – Бледный Эрик убивать сегодня еще один человек?
– Что вы, мы были очень осторожны, сейчас все-таки день.
Хозяин кафе заметил в руках у Надежды кусок ткани, подобранный на галерее замка. Надежда притащила его с собой абсолютно машинально.
– Что это? – воскликнул хозяин, переменившись в лице.
– А, это? Это я подобрала в замке, а что?
Хозяин взял обрывок у нее из рук и рассматривал его, горестно качая головой.
– Та, та, та… Это кусок от… как это по-русски… от саван, похоронный саван.
– Что вы говорите? – Надежда внимательно рассматривала кусок белой ткани.
Кусок был явно оторван от чего-то большого. Полотно было тонкое, белое, даже довольно чистое и абсолютно новое, это Надежда могла сказать с уверенностью. С краю кусок был аккуратно подрублен, причем строчка явно фабричная. А это что такое? Сбоку была пристрочена маленькая бирочка. Написано «Слока», а дальше номер партии, серия и год.
– Алка, смотри, написано: 2000 год. Я же говорю, что полотно совсем новое! Скажите, – обратилась Надежда к хозяину, – в Слоке ведь находится ткацкий комбинат, и белье постельное тоже там шьют?
Хозяин молчал.
– Может быть, они и саваны там тоже шьют? – размышляла вслух Алка. – Но тогда надо признать, что Бледный Эрик большой модник – часто меняет гардероб. А ведь привидению положено ходить в лохмотьях. Это мы твердо знаем. Что вы на это скажете?
Хозяин взглянул на них с тихой укоризной и вышел.
– Алка, не дразни его, а то он нам обедать не даст!
Кеша был обижен, рассержен, глубоко возмущен. Его оставили на полдня одного в иноязычной среде! Здесь же и словом перемолвиться не с кем! Он метался по клетке и ругался последними словами из телевизионных рекламных роликов и видеоклипов. Алка долго и горячо просила у него прощения и умасливала печеньем и орехами. С огромным трудом ей удалось вернуть его расположение.
– Надя, – обратилась она к подруге расстроенным голосом, – если мы еще раз его здесь оставим одного, он меня ни за что не простит.
– Ну, ты даешь! Представляешь, как мы будем выглядеть, шатаясь по окрестностям, с попугаем наперевес?
– Мы уже даже границу пересекли с этим нелегальным попугаем и пол-Эстонии с ним объездили, так что тут-то, в деревне, чего стесняться!
– А ты представляешь, как неудобно карабкаться по всяким винтовым лестницам с клеткой в руках.
– Перестань, Надежда! У меня муж пропал, собака погибла, кошка в чужие люди отдана (Но-но! – возмутилась Надежда на «чужих людей»), так ты еще хочешь, чтобы со мной любимый попугай разговаривать перестал?
Надежда заколебалась, и, чтобы добить ее окончательно, Алка использовала последний аргумент:
– Мы же хотели найти какого-нибудь помощника. А кого мы тут можем найти? А Кеша все же мужчина. С ним будет не так страшно.
– Вряд ли он поможет нам там, где требуется грубая физическая сила!
– Физическая – нет, а моральная поддержка от него очень большая, и за словом он в карман не лезет…
– Однозначно! – заорал попугай голосом Жириновского, тем самым ставя точку в дискуссии.
– Двое на одного – это нечестно, – сдалась Надежда.
Решили экипироваться как следует.
– Алка, у тебя есть с собой брюки?
– Есть, а как же, вот, смотри.
Естественно, Алкины брюки были розового цвета.
– Алка, это немыслимо! Как тебе пришло в голову выбрать такой цвет?
– Какой такой цвет? Очень приличный, какао с молоком. Ведь лето все-таки!
– Слышала, слышала, летом тебе хочется поярче!
– Да, а что такого? Ты на себя посмотри! Вся в какой-то нежно-крысиной гамме! Смотреть противно! Серые брюки, блузка тоже серенькая какая-то, хоть и шелковая.
– Не в нежно-крысиной, а в серебристо-серой! – обиделась Надежда. – Ты права, лазить по развалинам в этом костюме не очень удобно, и кроссовки к нему не наденешь, зато прилично. Это Саша мне помогал выбирать.
– Ты с ним советуешься? Вот еще, что эти мужчины понимают! – фыркнула Алка.
Надежда хотела сказать, что если бы Алка советовалась с мужем насчет своего гардероба, то не выглядела бы как райская птица, но решила не усугублять.
– Ох, Алка, не зря вы с попугаем друг друга обожаете, есть в вас что-то общее!
Надежда попросила у хозяина фонарик, моток веревки и отвертку (дальше ее представления об инструментах не простирались, а зачем в средневековом замке может понадобиться отвертка, она не подумала, отвлекшись на попугая). Запасливая Алка купила килограмм сухарей (с орехами, виновато сказала она Надежде, Кеша их очень любит), и экспедиция в расширенном составе снова направилась к замку, вызывая недоуменные взгляды немногочисленных совершеннолетних прохожих и откровенное веселье несовершеннолетних.
В замке все было без перемен, если не считать того, что за время их отсутствия боковую дверку в церковь кто-то опять закрыл, а, подергав ее, Надежда убедилась, что и запер. Алка немного расстроилась – она уже представляла себе, как они с фонариком и сухарями отправятся в подземелье и, может быть, встретят там Бледного Эрика в новом саване, а подземелье заперли перед самым носом.
– Не огорчайся раньше времени, – Надежда направилась к главному входу, – значит, та дверь на галерее будет открыта.
Они поднялись на хоры и убедились, что Надежда оказалась права – маленькая дверка на галерее была открыта. Надежда, пригнувшись, вошла в темный коридор, освещая дорогу фонариком, Алка с Кешей продвигались следом. Кеша вертел головой в полумраке и вдруг истошно завопил:
– Р-ренессанс!
– Кеша, надо будет заняться твоим образованием. Готику с ренессансом попугай твоего возраста уже не должен путать, – укоризненно заметила Надежда.
Алка воспринимала обиды попугая как свои собственные:
– Я считаю, что намеки на возраст абсолютно неприличны. Не говоря уже о том, что Кеша еще достаточно молод для попугая.
