— Хорошо. Повторяйте это каждый день — как молитву. Без повторений память может подвести, что для вас крайне нежелательно. И никаких записей! Завтра я сведу вас с ростовщиком, который будет оказывать вам услуги в Любеке. Спокойной ночи, мессир.
— Спокойной ночи, мсье Ламбер. Благодарю вас…
Кормчий слегка улыбнулся, кивнул на прощанье, изобразив поклон, и покинул комнату.
Едва он исчез за дверью, появился Истома с корзинкой, откуда торчали головки бутылок. Кормчий отослал его прикупить доброго вина для господина, но Вышеня теперь понял, что мсье Ламберт не хотел, чтобы холоп знал о расписке на кусочке кожи. Он поторопился спрятать ее в кошелек с намерением заняться швейными делами с утра пораньше.
— Свободен, — сухо сказал Вышеня.
И он, и Истома понимали, что о доверительных прежних отношениях не может быть и речи. За какие-то считанные месяцы юнец, беззаботный и бесшабашный сорвиголова, превратился в серьезного молодого человека, готового к любым неожиданностям. Он не мог простить Истоме предательства и держал его при себе только по настоянию мессира Реджинальда.
— Так я пошел?.. — немного помявшись, спросил Истома.
— У тебя стало плохо со слухом?
— Все, все, ухожу… Удобной постели, боярин, и хороших снов. — Истома поклонился и вышел.
Вышеня понимал, почему холоп хотел остаться в его комнате. На постоялом дворе, где мсье Ламберт приискал временное жилище для юного мессира, слугам не предусматривались отдельные помещения, и те спали в конюшне или на сеновале. Истоме, понятное дело, хотелось поспать хоть на полу в комнате хозяина, но на мягкой шкуре, в тепле. К тому же вино, которое он купил в лавке почтенного виноторговца, судя по запаху, показалось ему просто превосходным, и пить его в одиночестве, по мнению Истомы, было просто грешно.
Глава 9
Пир и «Меля»
Пиршество по случаю завершения первого дня турнира было устроено совершенно роскошное, столы накрывались с изрядной выдумкой. На одном из них высилась фигура сахарного единорога размером с пони, а стоявший у него на спине леопард, слепленный из разных орехов на меду, держал в одной лапе флаг Бретани, а в другой — букет цветов.
Уже известный нам карлик, страж «Золотого дерева», вместе с подружкой-карлицей, изображавшей пастушку, одетую в затканный золотом костюм, въехали в пиршественный зал верхом на громадном льве с гербом герцога Жана Бретонского. Лев открывал рот посредством скрытой в нем пружины и декламировал стихотворную поэму в честь «прекрасной» наездницы. Лев был выдумкой жонглера Франсуа; стихи сочинил тоже он. Новый приятель бретонца, шпильман Рейнмар, спрятавшись внутри фигуры, являлся голосом и движущей силой «говорящего» льва — его передними лапами — задние катились сами на маленьких колесиках.
Угощенье было разнообразным и обильным — герцог Жан не ударил в грязь лицом перед своими гостями. Видимо, он задался целью посрамить недоброжелателей, упрекавших его в скупости и скудном образе жизни, не подобающем столь сиятельной персоне. Зажаренные целиком олени, окорока дикого кабана, медвежатина, павлины и лебеди, громадные пироги, сладости и заморские фрукты… Под мясо — разнообразные соусы. Ну и, разумеется, знаменитые французские вина рекой, хотя на них налегали те, кому завтра не нужно появляться на ристалище.
На пиру присутствовали кроме Франсуа и Рейнмара и другие бродячие жонглеры, менестрели, а также исполнители баллад — гистрионы. Под аккомпанемент лютни и виолы они спели по единодушной просьбе всех пирующих «Песнь о Роланде», верном рыцаре Карла Великого, погибшем в Ронсевальском ущелье в битве с испанскими маврами. В ответ певцы получили одобрительный рев разгоряченных вином рыцарей и дождь серебряных монет, просыпавшихся на них, как манна небесная.
Пока другие трудились в поте лица, надрывая глотки, проныра Франсуа увел бутафорского льва в подсобное помещение, строго сказав карликам: «Брысь!» После чего он добыл Рейнмара из деревянного чрева, где, по правде говоря, было тесновато и жарко, и увлек его на поварню, освежиться добрым вином и подкрепить силы свиным окороком. При этом им пришлось выдержать настоящее сражение с буфетчиком герцога, следившим за расходованием продуктов, — тот был, как и Жан Бретонский, еще тем скрягой, и вторжение приятелей в святую святых посчитал преступлением против его высочества.
Франсуа предполагал такой поворот событий и приготовился к нему заблаговременно. В момент самых жарких дебатов заинтересованных сторон на предмет быть или не быть угощению в поварне, прибежал один из мелких служителей герцога и заявил, что буфетчика срочно требует к себе его высочество. Прервав на полуслове свой обличительный монолог, буфетчик какое-то время остолбенело смотрел на гонца, переваривая услышанное, затем грозно сказал приятелям: «Ну, я вас… прохиндеи!» — и умчался, укатился, как шар, потому что был низеньким и круглым вследствие пристрастия к чревоугодию.
Вслед за ним, получив сольдо, поспешил и осчастливленный гонец, для которого серебряная монета стала настоящим кладом.
— Что ни говори, а серебро выдумал дьявол… мням-мням… — сказал Франсуа, с аппетитом уплетая за обе щеки добрый кус свинины.
— Это почему? — заинтересованно спросил Рейнмар, не отстающий от приятеля и евший за двоих.
— Я не буду напоминать вам про тридцать иудиных сребреников. Это общеизвестный факт. Но сейчас всего лишь одно серебряное сольдо заставило недалекого малого забыть о долге и чести и ввести в заблуждение буфетчика самого герцога.
— Смотря, под каким соусом вы преподнесли этому никчемному мздоимцу свою историйку… — Рейнмар рассмеялся. — Уверен, он думает, что сделал благое дело.
— Именно так, — улыбнулся в ответ Франсуа. — Я сказал ему, что главный распорядитель пира — городской обер-церемониймейстер, чересчур вольно обходится с продуктами из буфета герцога. Но поскольку самому Жану Бретонскому неудобно при всех поставить на место вороватого прощелыгу, то это должен сделать буфетчик, которому господин, конечно же, отдаст необходимое распоряжение.
— Ловко! — восхитился Рейнмар и одним духом отправил в свою бездонную утробу добрую пинту
[54]
вина из вместительной керамической чаши с выщербленными краями. — Уф! — Он вытер губы рукавом и блаженно сощурился. — Хорошо-то как… Однако вы, мсье Франсуа, оказывается, большой интриган. Так недолго и голову потерять.
— Что ж, если придется — никуда не денешься. Но очень хочется, чтобы это случилось после сытного обеда с хорошим вином. Умирать все равно когда-нибудь надо, так стоит ли сокрушаться по этому поводу раньше времени и бояться сделать по жизни неверный шаг? И наконец, не отошли я этого скупердяя-буфетчика подальше отсюда, нам пришлось бы довольствоваться лишь вкусными запахами, коркой хлеба да ключевой водой. Бр-р! Это просто пытка — пить воду, когда рядом вино льется рекой! Нужно посоветовать ее отцам-инквизиторам. Не так ли, мсье Паскаль? — весело подмигнув, спросил Франсуа у повара, который вопреки строгим указаниям буфетчика гнать из кухни разных проходимцев, в особенности жонглеров и мейстерзингеров, обеспечил их едой и вином.
