Третий, воя, отступил к своим, те уже стояли с оружием в руках. Одна из женщин стала выкрикивать грязные ругательства.
Старшой взял левой рукой рыжего за волосы, посмотрел в его еще живые глаза: – За Сотию, – и выдернул нож. Главарь забулькал, захрипел и упал на бок. Ноги его дернулись, и он затих. Все смолкли. Мы поняли, что дело не в дележе денег. Только потом, вспомнив, когда и где к нам прибился Старшой, я начал кое-что понимать. А тогда, в тишине, было не до этого. Все ждали дальнейших команд.
В этой мертвой тишине Старшой встал на колени перед рыжим и с усилием отрезал его голову. Пришлые опять завопили. Командир встал, поднял кровоточащую добычу на уровень своего лица, плюнул рыжему в открытые глаза и бросил голову через щит Лисы к ногам чужаков. Те, выставив мечи, ждали нападения.
Вот ведь… прошел я столько боев, кровавых и беспощадных, но эту картину запомню до конца жизни. Запах крови, пляшущие в свете факелов тени вооруженных людей, непредсказуемое поведение командира, всегда рассудительного, а тут впавшего в полное безумие. Месть? Долг чести? Отплата за унижение? Явно, ведь он не знал их лично. Дикая жестокость человека, освобождавшего пленных и лечащего раненых врагов.
Он как будто пришел в себя. Повернулся к врагам спиной, бросил нож, вытер руки о куртку.
– Кончить всех… – Шепот сорвался раньше, чем я успел спросить, что дальше делать.
Рыжие взвыли, бросились на прорыв, но арбалетные болты отбросили их назад. Только один добрался до шеренги, отбил мечи, взмахнул топором, но чье-то копье из второй шеренги пронзило его насквозь.
Старшой так и стоял спиной ко всему этому, без шлема, доспехов и оружия. Частый звон мечей сзади, рев, ругань, стоны и хрипы раненых. Я хотел спросить про раненых, но, увидев его глаза, просто махнул своим рукой. Снова лязгнуло, и все стихло.
– Все. – Лиса подошла к Старшому. Тот поднял на нее глаза.
– Все, – повторила она. – Наши целы. У Зиги царапина.
Старшой кивнул, удивленно посмотрел на кучу своих вещей, валяющихся на земле, перешагнул через нож и пошел в трактир. Я следом. Лиса похватала брошенные вещи и побежала за нами.
Старшой поднялся по лестнице в свою комнату, стянул сапоги и куртку и упал ничком в кровать. Лиса положила амуницию на сундук, хотела что-то сказать, но в это время командир перевернулся на спину, все его тело задрожало, он натянул на себя одеяло и затих.
Мы с Лисой переглянулись, тихонько вышли и закрыли дверь.
Только на улице она вопросительно посмотрела на меня.
– Чего-то умотался наш командир… – ничего другое мне на ум не пришло.
– Да ты сам, Сержант, как выжатый лимон, – Лиса усмехнулась, – иди, тоже ложись. Я присмотрю за сменой. Пива хочешь?
– Ну, если только с тобой.
– Со мной. У меня.
13 ясеня 320 года. Утро. Дамба. Старшой
Утром долго плескал в лицо холодной водой. Все вчерашнее вспоминалось как увиденный плохой театральный сюжет. Не со мной. Давно. Не здесь.
Долги отданы. Можно двигаться дальше. И… И что? Ничего.
Впервые внимательно осмотрел комнату. Она явно предназначалась для почетных гостей. Большое окно, предполагающее охрану под ним, без решеток, с красивым подоконником, с видом на закат, на кузницу и чистый двор.
Кровать с резными ножками и здоровенной спинкой явно стоила больших денег. Да, а я на нее вчера в сапогах… Вдоль стены стояли красивые шкафчики и горка с посудой. Пьяных и буйных сюда не пускали. Посуда была не простая, несколько бокалов из северного хрусталя отбрасывали по стенкам голубоватые блики. «Чистый, как слеза, и звонкий, как эхо в горах». Ну-ну.
В нише у другой стены возвышался огромный медный чан, с множеством подводящих и отводящих трубок. Мыться там можно было втроем, не стесняя друг друга. А вчера он был полон: наверное, служит дополнительным резервом воды для трактира. Сейчас емкость сияла чистотой.
На столе чистая белоснежная скатерть, придающая всей комнате нарядный, даже парадный вид.
Все портила только куча моих вещей, валяющихся у двери на полу. Как принесли их из обоза, так и лежат. Горничная побоялась раскладывать сумки по шкафчикам.
Вывернул все на кровать, запачканную вчера грязью и кровью. Чужой кровью. Сундучок с книгами, записями и картами поставил у шкафчика. Грязную одежду бросил у кровати. Надевать броню не хотелось. Штаны все равно одни. А вместо привычной уже жилетки с нашитыми пластинами взял свою старую университетскую куртку. Надо же, влез, даже свободна. Пристегнул меч. Посмотрел на себя в большое зеркало. Короткие рыжие сапоги, пыльные штаны, все в ремешках и затяжках. Куртка бездельника, так как не может принадлежать ни одному ремеслу, кроме «пера и бумаги», конечно. Пояс и меч смотрелись глупо. Снял их. Без оружия и шлем был не нужен. Походил по комнате, привыкая, пригладил короткие волосы. Шляпы не было. Платка тоже. Зачем, если всегда рядом шлем; какие шляпы у наемника! Ходить с непокрытой головой – удел нищих. И королей. Ну там хоть корона. Плюнул. И пошел вниз, в зал.
13 ясеня 320 года. Утро. Дамба. Хозяйка
Накануне вечером сидела в своей каморке, составляя список дел, которые надо успеть сделать до ярмарки. Деньги были. Наемники подвернулись вовремя. Мало того что они заплатили за аренду конюшни и старого дома, пустовавшего уже несколько лет, сняв его целиком под казарму. Так еще их командир снял «баронскую залу», как мы ее называем: комнату с ванной и отдельной лестницей. Ее почти никогда не занимали. Не находилось желающих платить полсеребра в день за шикарный, мягкий, но не проминающийся матрас, набитый круглыми водорослями, без всякой кусачей «живности». А принимать ванну.… Это для местных вообще что-то непонятное, даже для баронов. Баронов и не было. Изредка богатые купцы из столицы, спешащие на юг в порты, устраивались там, да и все. Командир и снял ее за отдельный вход и окно не на конюшню, а на старую пустую кузницу.
Считала деньги. Если ярмарка удастся и продлится всю неделю, то на доход от номеров, а главное – от зала, смогу протянуть до осенних караванов.
Дверь в зал была приоткрыта, я слушала, как Веска кокетничала с одним из наемников, которые теперь по очереди сидели за столом у лестницы, ведущей к комнате командира. Я его вчера и не рассмотрела. Высокий, в броне, как и все они. Лицо все в пыли. Голос приятный. Говорил тихо, но четко. Больше командовал Сержант, здоровенный энергичный мужчина; уже в возрасте, но видно, что еще в большой силе. Было забавно наблюдать, как он, приказывая людям, что-то спросил у командира, и все замерли, ожидая ответа. Я видела их со спины. Командир задумался, а потом просто кивнул. Этого оказалось достаточно, чтобы вся эта уйма народу, человек двадцать, начала шевелиться с утроенной скоростью, занимая старый дом и распаковывая возы.
Вечером, куда ж без этого, купили у меня бочонок пива, но в отличие от других виденных мною отрядов не напились, не горланили песен и не расползлись по городку. Что-то вкусно ели, сготовив на летней кухне, смеялись. Смеялись неожиданно приятно, как старые товарищи. Даже завидно стало. Командир выглядел очень уставшим. Прошел наверх рано, но буквально через полчаса Сержант поднялся к нему. Оказывается, пришел еще один отряд, небольшой, и требовал командира.
