– А что они едят?
– Да в том-то и дело, что на людей и скотину драконы не нападают. Только если обидеть. Посредине Контулука – болото, тянется с севера до самого юга, все кишит разной мелкой живностью, вот там драконы и кормятся. Прыгают с кочки на кочку. Вот так.
– Тихо как здесь… – Я поежился от сырого тумана.
– Правильно, ваша светлость. Так драконов и находят: вокруг их логова всегда тише, чем вокруг. Уважают их. – Пилл рассмеялся. – Есть, правда, зверек, который живет рядом, не боится. Очень быстрый для дракона.
– Наверное, такого же цвета?
– Нет, наоборот, рыжий, как огонь. Мы смеемся, что егеря старые тоже рыжие. Говорят, что после смерти те, кто нашли своего дракона, возвращаются к нему в виде этих зверьков. А дракончики маленькие почти красными вылупляются. Я один раз видел. Потом заставу заново отстраивали. Мамаша решила нас проучить.
– Быстро бежали?
– Не то слово. Второй раз я так только от жены на свадьбе убегал.
Мы засмеялись. Деревья разошлись, и мы спустились к небольшому ручью.
– Отдыхаем. Только все равно – тихо. Тут и без драконов зубов хватает. – Пилл достал флягу, разлил по стаканчикам. – Ну, за вашего дракона, ваша светлость.
– Нет, этот – ваш, уважаемый Пилл. Спасибо, что показали. Я после смерти чайкой хочу стать.
– Так сырая рыба же невкусная… – Пилл налил по второй.
– Зато гребешки ничего. И можно быстро от моря до моря – раз…
– Это вы нашего контулукского орла не видели. Здесь их мало, больше на юге, в горах. Крыльями не шевелит, а весь день летает. Орлица в гнезде, а он летает.
– Везет же некоторым. Хотя некоторые «орлицы» такие, что хочешь не хочешь, а будешь весь день летать, лишь бы дома не показываться. – Я ополоснул лицо. Осеннее солнце грело как летом.
– Это точно, – улыбнулся Пилл.
– Ох, как хорошо… Счастливые вы, егеря.
Старый егерь промолчал. Хотел что-то возразить, но не стал. Понял, о чем я сказал.
– Крови и здесь хватает, ваша светлость. И человеческой в том числе.
– Хватает. Но там больше. И непонятно зачем. – Взял протянутый кусок мяса. Вяленый, но без специй. Вкусно.
– Зачем, зачем… Вы думаете, ваша светлость, что можно быть справедливым со всеми? Так не получится. Кто-то все равно останется недовольным. А по поводу крови… Может, если бы вы сразу поставили себя как жесткого человека, то и попыток напасть на вас не было бы.
– Жесткого или жестокого, Пилл? Где граница? Я ее не знаю. – Откинулся на ствол дерева, прикрыл глаза, отдыхая.
– И я не знаю. – Охотник привалился рядом. – А человек страшнее зверя. Я уже несколько лет не стрелял в зверей, Старшой. – Пилл покосился, как я отреагирую на это обращение. – Мне их жалко. Егерю – жалко зверей, представляете?
– Это правильно. Они вообще ни в чем не виноваты. Как можно вот этого дракона убить? Такую красоту… Жил, рос сто лет, а тут пришли – и ради шкуры…
– Ну вы слово в слово как старый герцог говорите, ваша светлость, – опять перешел на титулы Пилл. – А правда, что…
– Правда, Пилл. Сам не знал. Лучше бы и не узнавал. Зачем мне это все, так и не понял еще.
Егерь рассмеялся:
– Когда меня выбирали в начальники заставы, я был лучшим охотником. А в главу Совета выбрали, по-моему, уже за то, что не хотел им быть.
– А кто хотел?
– Да был один… С ним и драконов бы постреляли, и баронам за деньги продались бы. Подкараулил меня потом.
– Неудачно, как я понял?
– Болт я все-таки поймал. Но он забыл, что я Двурукий. Вы когда-нибудь отрезали человеку голову, ваша светлость?
– Да.
Пилл повернул ко мне голову.
– Не ожидал… Зная вас, думаю – было за что. А я тогда – просто чтобы показать свою победу. До сих пор стыдно. Хотя чего стыдиться, мог бы уже двадцать лет лежать в земле…
– Прыгать рыжим зверьком возле своего дракона?
Тот засмеялся:
– Нет, драконов бы перестреляли, я же говорил…
Помолчали. Туман поднимался, понемногу рассеиваясь. Желтая пичуга, обманутая нашей неподвижностью, села на ближнюю ветку.
– А что там за драка-то была, ваша светлость? Много полегло? – Пилл бросил ей несколько крошек.
– Много. И стариков трое.
– Жалко. Пусть найдут своего дракона.
– Пусть найдут.
Жалко. Жалко. И Прута, и остальных.
Противник не знал, что мы успели собрать в замке Рохх хороший гарнизон. За декаду до событий подошел Магон.
– Старшой, не дело делаем.
– Что не так?
– Денег уйма, а контора на такое не рассчитана. Будь я «ночным», давно бы уже ломанул. За такой куш тут, в столице, можно человек сто собрать. Можем погореть.
– Так, и что делать?
– Перевезти все в замок Рохх. Там закрыть ворота, пропускать только своих внутрь, а не как сейчас, все кому не лень шарятся. И тут, в конторе, усилить охрану.
– Я понял. Правильно, делай.
Это и спасло от полной гибели и разорения, когда два отряда одновременно ночью атаковали и замок, и городское отделение. В городе офицер стражи поступил по уставу. Когда подожгли со всех сторон здание, не стал выбегать с людьми на свет, опасаясь, и правильно, арбалетных выстрелов, а заперся со всем караулом в денежной башне, куда, по настоянию Магона, каждый вечер убирали золото и документы. Башенка была небольшая, но каменная, с хорошей дверью и заложенными бойницами. Отсиделись.
А в замке нападавшие не церемонились. Почти пятьдесят человек открыли ворота, срубив караул, и бросились внутрь, неся смерть и разрушение. Сработал второй наш сюрприз. С гарнизоном. И началась рубка в коридорах. Враги бросились во внутренние помещения, а основной наш гарнизон, выскочивший по тревоге во двор, закрыл им путь обратно. Отступать было некуда, сдаваться никто не хотел. Да они поначалу и не знали, что сами попались, и резвились внутри вовсю.
Своей комнаты у меня в замке не было, и когда я оставался на ночь, то спал в гостевых комнатах, там же, где и весь ветеранский состав отряда. Сюда и пришелся основной удар. Братья с Веслом успели задержать штурмующих, пока остальные одевались. Привычка спать вполуха и природное чутье спасли нас. Весло потом сказал, что проснулся, когда не услышал очередного оклика на воротной башне. Вот ведь выучка… «Что ты научился делать в этой жизни? – Выживать». Братья же, по-моему, и спят по очереди.
В любом случае, ранены оказались все. Если бы не шум основного гарнизона, вываливавшего из казармы и спугнувшего нападающих, мы бы не продержались. Прут погиб возле комнаты с бумагами, но защищал он не их, а баронских мальчишек, которые выскочили на шум со своими игрушечными мечами. Прут затолкал их в комнату – и так и умер в проеме двери, а трое врагов остались лежать перед ним. Он еще хрипел, когда Хин пытался его перевязать, и лишь улыбался чему-то. Тому, что уже не могли видеть мы.
