Солнце цеплялось за гребни окружающих долину гор. Вспомнив, что в горах сумерки сгущаются быстро, Асафуми занервничал. Захватив с собой найденный на тропинке обломок доски, он поспешил вернуться к голубому фольксвагену. Насыпав в яму, куда провалилось заднее колесо, камней, он подложил доску под колесо. Когда, сев за руль, он включил мотор, машина чуть сдвинулась с места. Обрадовавшись, Асафуми нажал на газ. Мотор взвыл, и машина снова скатилась в яму. Он пробовал выбраться снова и снова, а когда, отчаявшись, оставил свои попытки, солнце совсем скрылось. Гребни гор блистали багрянцем. Из обступившего его леса, превратившегося в тени, доносился птичий гомон.
Стоя у машины, Асафуми раздумывал, как быть дальше. До гостиниц и частных постоялых домов на горнолыжной базе Авасуно было часа три-четыре хода. Но возвращаться пешком по ночной дороге было боязно. Лучше переждать ночь и выйти утром. Он подумал, не переночевать ли ему в машине, но при мысли о ночёвке на обочине дороги, в горах ему стало не по себе. А что, если переночевать в доме этого Кацумура Сёитиро? Что ни говори, а в доме всё же спокойнее. Деревня безлюдная. Никто не станет его укорять. Решившись, Асафуми достал из багажника сумку с вещами и, заперев машину на ключ, пошёл обратно в заброшенную деревню.
Когда он добрался до дома Кацумура, уже стемнело. Открыв ставни и войдя в дом, он тут же дёрнул за шнур выключателя. Как он и предполагал, электричества не было. Вспомнив о старом светильнике, он на ощупь спустился в прихожую и отыскал его. Спички лежали на деревянной полке под светильником. Когда мерцающий свет осветил комнату, на душе у Асафуми стало спокойно.
Со светильником в руке он обошёл дом. Помимо гостиной было ещё две комнаты. Обе они были пусты. Открыв шкаф, он обнаружил один постельный комплект. Значит, тому, кто изредка сюда наведывался, доводилось здесь ночевать. Вернувшись в прихожую и заглянув под раковину, он обнаружил заварной глиняный чайник и чайную чашку. В чайнике был даже скрученный зелёный чай. Открыв газовый кран, Асафуми попробовал зажечь плиту. Газ ещё был. Значит, можно выпить горячего чаю, обрадовался Асафуми. Но когда он решил набрать в чайник воды, оказалось, что воды нет. Водопровод тоже не работал. Но где-то же хозяева берут воду для чая. Наверное, во дворе есть колодец.
Выходить в тёмный двор со светильником не хотелось. Но Асафуми мучила жажда. Жаль, что тут нет хотя бы одного автомата с чаем. Можно было бы, не тратя времени на зачёрпывание воды из колодца, на кипячение и заваривание, всего за сто иен выпить горячего или холодного чая. Но ждать, что откуда ни возьмись вдруг появится автомат, не приходилось. Асафуми нехотя, придерживая светильник, открыл дверь и вышел на улицу. Колодца не было, но в глубине двора журчала вода, видимо, это был сбегавший с гор родник. Он не знал, питьевая ли это вода, но, решив, что если её вскипятить, вреда не будет, набрал полный чайник. Вскипятив воду, он заварил чай. Сев за столик у жаровни, он наполнил чашку. Царившая вокруг тишина стала гнетущей.
«Хочется музыки, — подумал он. — Не стрёкота насекомых, не шума ветра. Хочется услышать человеческий голос, звуки струнных инструментов».
Сидзука говорила про Асафуми, что он музыкальный наркоман. «Разве?» — думал он, но судя по его теперешнему состоянию, так оно и было.
Почему? С какого времени ему стало не по себе без музыки? Музыку он стал постоянно слушать лет с тринадцати-четырнадцати, когда ему подарили магнитофон со встроенным радио. Это было в ту пору, когда он начал готовиться к экзаменам в старшую школу. Сидя за столом, он занимался под музыку.
После сдачи экзаменов у него так и осталась эта привычка. При поступлении в университет и во время учёбы в университете, при устройстве на работу и позже он постоянно слушал музыку.
И поэтому, когда Асафуми оказывался где-то, где музыки не было, ему казалось, что жизнь начинает крениться под откос и рассыпаться, обнажая внутренние пустоты.
Асафуми принялся напевать знакомые песни. Но заметил, что какую бы песню он ни запел, слова помнил лишь смутно. Выходит, хотя он всё время слушал музыку, по-настоящему он её не слышал.
При этой мысли Асафуми вздрогнул и встал. Он не мог усидеть на месте в бездействии. Хоть это было бессмысленно, он заглянул в шкаф. За одеялами стоял ящик для лекарств. Асафуми выдвинул его. Ящик был пуст. Вместо лекарств в нём лежали разные мелочи, вроде пуговиц и английских булавок. Асафуми поставил ящик на стол. Ящик был густо оклеен этикетками от обезболивающего и лекарств от желудочно-кишечных расстройств. Асафуми достал из сумки дедушкин реестр и раскрыл его.
Второй с конца значилась деревня Добо. Вместе с указанием — пятый дом вдоль Дороги-Мандала, в глубине нагорной части — была вписана фамилия Кацумура. Полное имя — Кацумура Камэдзо. Видимо, отец Сёитиро. Было указано, что в семье пятеро детей. В деревне было пятнадцать домов. В каждом из них жили семьи от семи до восьми человек. Какой была эта деревня в те времена? Должно быть, здесь было шумно.
Асафуми осмотрел дом. Пустое пространство без мебели. Прежде здесь жила большая шумная семья. Но все перебрались в город.
На него вновь навалилась царившая в доме тишина. Асафуми вернулся к жаровне.
Потолок, затянутый паутиной, стена с четырёхугольным пятном, видимо, от висевшего здесь календаря, протёртые швы циновок. Комната, в которой не было ничего, кроме жаровни и телефона. «Не была ли музыка для меня лишь уловкой, чтобы не замечать этой пустоты?» — неожиданно подумал Асафуми.
Дом, в котором никогда не было отца, в котором вся власть была в надёжных руках матери. Следующие один за другим экзамены. Когда он вспоминал себя тогдашнего, то помнил только, что слушал музыку. Мелодии всплывали в памяти, а слова не запечатлелись.
Асафуми лёг навзничь на циновку. Над ним нависал тёмный потолок.
Даже женившись, он продолжал слушать музыку, так что Сидзука назвала это музыкальной наркоманией. Интересно, чего он не хотел замечать сейчас?
Асафуми слышал только шорохи за окнами дома.
21
Сидзука открыла глаза в темноте. Наступила ночь, а от Асафуми так и не было никаких вестей. «Если он заночевал там, мог хотя бы позвонить», — недовольно подумала она и закуталась в одеяло.
Где сейчас Асафуми? Наверное, остановился где-нибудь на горячем источнике поблизости от Дороги-Мандала. Удалось ли ему навестить клиентов, внесённых в реестр? Когда ей надоело строить предположения, она вернулась мыслями к разговору с Михару на Ленточном мосту.
История о женщинах, падающих в адское кровавое озеро, произвела на Сидзуку сильное впечатление. При словах «адское кровавое озеро» она вспомнила, что сама спит с двумя мужчинами, с Хироюки и Асафуми. В первый год после замужества это волновало. Но вскоре возбуждение улеглось, и даже секс с ними обоими превратился в часть привычного распорядка. Когда возбуждение от аморальности поступка утихло, её стало мучить саднящее чувство вины за недопустимый, преступный обман.
