— Разве у него нет родных или семьи? — спросила Михару, обернувшись к дому.
Ёситака тоже оглянулся на заброшенный дом.
— Похоже, он живёт один. Может, лучше сообщить его родственникам и попросить их забрать его? Слишком опасно оставлять такого безумца одного.
— Может, в доме найдутся чьи-нибудь координаты? — сказала Сидзука и вопросительно оглянулась на Михару.
Не оказался ли её муж жертвой этого старика? «Что, если труп зверски убитого Асафуми лежит в доме?», — пронеслась в голове ужасная мысль. Сидзуке недоставало мужества оказаться одной в такой ситуации, и она надеялась, что Михару пойдёт вместе с ней. К счастью, Михару ответила: «Идём», и они вдвоём направились к дому.
Разувшись на веранде, они вошли внутрь. В центре комнаты, выходившей на веранду, была расстелена давно не убиравшаяся постель, вокруг в беспорядке валялись пластиковые пакеты, обёртки от сладостей, одежда. Словно здесь жил зверь, а не человек.
Дверь в гостиную, расположенную в глубине дома, была распахнута. На низеньком столике стояли чайник и чашка. Телевизор стоял так, чтобы его можно было смотреть лёжа в постели. За гостиной — кухня с земляным полом, на плите — пригоревшая кастрюля. Михару и Сидзука зашли в комнату в японском стиле. Перегородки делили эту комнату на две — ближняя примыкала к той, где была расстелена постель. Дальней половиной дома давно не пользовались: протёртые циновки были покрыты слоем пыли. Заглянув в шкаф, забитый картонными коробками и обогревателем, и осмотрев дом, Сидзука поняла, что тела Асафуми здесь нет, и вздохнула с облегчением.
Конечно, вряд ли Асафуми убили. Сидзука посмеялась над своей дикой фантазией. Но тут же в голове пронеслась мысль: что, если в глубине души она желает ему смерти? Сидзука растерялась.
Да нет, этого не может быть. С чего бы ей желать смерти собственному мужу? Решительно отбросив эту мысль и собираясь уже вернуться в комнату с расстеленной постелью, она заметила на стене три фотографии в рамках, висевшие в ряд. Фотография справа была сделана тогда, когда в деревне ещё жили люди. На ней были запечатлены дети, мужчины и женщины с мотыгами и серпами в руках. За спиной у них тянулись рисовые поля с только что высаженными саженцами. Все довольно улыбались. В центре была семейная фотография. На фоне двора были сняты зло смотревший в упор чопорный мужчина и женщина с завитыми волосами, с ними двое ребятишек лет десяти, мальчик и девочка. Судя по вздёрнутым бровям и прямой линии рта, мужчина — это старик в молодости. Женщина, видимо его жена, производила впечатление человека утончённого. Положив руку мальчику на плечо, она силилась улыбнуться, но это ей не удалось, и на лице застыла печальная тень. Мальчик был наголо обрит и босоног. Выражение лица у него было задиристое, он застыл в напряжённой позе. Девочка была, кажется, младше, она улыбалась, держа старшего брата за руку. На фотографии слева эти двое были уже взрослыми. Похоже, им было около тридцати. Рядом со старшим братом стояла жена с младенцем на руках. Младшая сестра в мини-юбке была примерно одного роста с братом. Старик сидел на веранде между молодой парой и дочерью. Жены его на фотографии не было.
Разглядывая фотографии, Сидзука представляла себе жизнь старика, когда из гостиной донёсся голос Михару:
— Кажется, этого деда зовут Охара Мандзабуро.
Сидзука вернулась в гостиную. Михару изучала лежавшие в папке открытки и конверты.
— Город Оояма, Такатоми Ёсикадзу. Может быть, мы что-нибудь сможем узнать, поговорив с ним. Здесь и телефон указан.
Это была новогодняя открытка за этот год, на ней только и было напечатано: «С новым годом!» Никакого личного послания не прилагалось. Вряд ли это был кто-то из близких.
— У него, должно быть, есть сын и дочь…
Сидзука изучила остальное содержимое папки. Бегло просмотрев открытки, она не нашла ничего, кроме приглашений на встречи однополчан и официальных извещений из муниципалитета об очередном медицинском осмотре. Письма же были старые — из Токио и Осаки. Но фамилии Охара не встречалось, и писем от сына или дочери найти не удалось.
— Что же, хоть мы нашли сведения только о Такатоми, это уже кое-что. — Михару убрала новогоднюю открытку в карман.
Они вернулись на веранду. Когда Сидзука уже нагнулась, чтобы обуться, Михару сказала:
— О, и там тоже шкаф.
Дверца небольшого шкафа примыкала к краю веранды. Потянув за ручку и заглянув внутрь, Михару в ужасе закричала:
— Это же корзины для лекарств!
Сидзука выглянула из-за плеча Михару: там стояли выцветшие до светло-коричневого цвета уложенные в пять ярусов корзины — неизменная принадлежность торговцев лекарствами.
— Как они здесь оказались?!
Выдвинув корзины, Михару открыла самую верхнюю и маленькую из них. В ней были плотно уложены тетради, фотографии, бумаги и разная мелочь.
— Адреса. — Михару достала из корзины синюю тетрадь.
Женским почерком были записаны несколько адресов и телефонов. Все адреса были старыми. Возвращая список адресов на место, Михару вскрикнула: «Что это?», и достала со дна ещё одну тетрадь.
Сердце у Сидзуки сжалось, даже кончики пальцев онемели. Это была старая тетрадь в японском переплёте, прошитая нитками. На обложке тушью было выведено «Реестр постоянных клиентов». Сбоку была приписана дата — 22-й год Сёва, 4-й месяц, 19-е число.
— Михару, этот реестр…
Михару с окаменевшим лицом перелистывала тетрадь.
— Здесь написано: «У Дороги-Мандала»…
Это была тетрадь Рэнтаро с реестром клиентов, которую взял с собой Асафуми.
33
Ослепительно сияло солнце. Хотя они шли в тени деревьев, чувствовалась чудовищная жара. Над головой раздавался неумолчный стрёкот цикад и гомон птиц. На обочине пышно разросся гигантский папоротник, вокруг деревьев обвивались мощные побеги плюща. Рэнтаро снова казалось, что он шагает по малайскому лесу.
Бывало, добравшись на поезде до конечного пункта, он по нескольку дней путешествовал по заросшим буйной зеленью горам. Заходя в крытые листьями кокосовой пальмы дома с высоко поднятым полом, он разъяснял действие лекарственных препаратов. Оставив здесь лекарства на хранение, легко было прогадать: вернувшись, обнаружишь, что лекарства съели мыши или что люди исчезли. Поэтому многие лекарства он продавал на месте.
Благодаря английским и китайским аптекам, продавать лекарства горожанам было нетрудно, но в деревнях ситуация была иной. Малайцам, в случае болезни прибегавшим или к народному средствам, к заклинаниям шаманов, продать лекарства было нелегко. Случалось, знахарь изгонял его как непрошеного конкурента, а однажды, забыв по оплошности об исламских заповедях, он рассказал, что в состав лекарства входят свиные потроха, и тогда его пакеты с лекарствами разорвали, а содержимое рассыпали по земле. В другой раз его сразу же приняли за колдуна, приехавшего из далёкой Японии, и попросили усмирить злых духов. И он, подражая очистительным ритуалам синтоистских жрецов, размахивал веткой дерева, а затем продавал лекарства. Сотрудники магазина Тамии в Сингапуре смеялись над этой историей.
