— Вы можете передохнуть у меня.
Асафуми совсем не улыбалось ночевать в этой норе, но простодушная Кэсумба обрадовалась и ответила: «Спасибо».
— Мы голодны. Нет ли у тебя чего-нибудь поесть?
Асафуми удивился тому, что Кэсумба задала такой вопрос явно голодному и измождённому подростку. Но тот не счёл вопрос неуместным.
— За едой я схожу. — Нырнув в лаз, мальчик вернулся с деревянной дубинкой, сжимая что-то в ладони.
— Что ты собираешься делать? — спросил Асафуми.
Мальчик разжал ладонь — на ней лежали сделанный из проволоки рыболовный крючок и леска.
— Наловлю рыбы в реке. Я и снасти приготовил, может, что-нибудь поймается. Подождите меня здесь, хорошо? Не оставляйте меня!
Несколько раз повторив это, мальчик удалился вверх по течению реки.
— Такой маленький, а какой молодчина! — восхищённо сказал Асафуми.
Кэсумба, присев рядом с лазом, спросила:
— Что значит «молодчина»?
Асафуми с трудом подыскал слова.
— Молодчина, ну это… значит хороший парень.
— Чем именно хороший?
— Ну, ещё маленький, а выжил один в таком месте, сам удит рыбу. Разве не молодчина?
— Что тут удивительного, — сказала Кэсумба, подавляя зевок. — И взрослым, и детям, чтобы прокормиться, приходиться пошевеливаться.
— Но ведь дети беззащитны, если их не оберегать, они погибнут.
— Гибель слабых детей естественна! Ведь и плоды на деревьях вызревают не все, а только самые крепкие, слабые же сбивают ветер и дождь.
Не найдя, что ответить, Асафуми присел на камень. Кэсумба зарылась головой в чёрную шерсть прильнувшего к ней Кэки.
— Ты, верно, устала, — сказал Асафуми.
— Тело свинцовое, — коротко ответила Кэсумба. — Когда в теле свинцовая тяжесть, надо закрыть глаза. И тогда я стану другой и перенесусь в иное место. Побываю в разных местах, переделаю разные дела, увижу много всего, а потом, когда открою глаза, в теле появится лёгкость. — Говоря сама с собой, Кэсумба закрыла глаза и ещё глубже зарылась головой в шерсть Кэки.
«Какие сны видит Кэсумба? Какие сны видят выжившие среди этих развалин, паломники к Якуси, шагающие по Дороге-Мандала и люди-обезьяны?» — думал Асафуми.
В небе показался молодой месяц. Сияли Большая Медведица и созвездие Ориона. В серебристом лунном свете развалины на прибрежных террасах погрузились в тишину. Глядя на разрушенные здания, на зазубренные края уцелевших стен, на покосившиеся ряды столбов, он вспомнил чувства, переполнявшие его, когда они с Сидзукой смотрели вниз с высотного здания «Минато мираи 21». Тогда родители Асафуми приехали из Тоямы и ужинали вместе с ними и с матерью Сидзуки. Когда он посмотрел на простиравшийся внизу огромный город, ему почему-то стало грустно. Тогда он объяснил это страхом перед предстоящим важным шагом — женитьбой. Но, может быть, дело было в другом. Уж не было ли это видением будущего? Может быть, и посетители ресторанов в высотных зданиях, и зеваки, поднимающиеся на смотровые площадки Токийской мэрии — все они видят этот мираж города будущего, завораживающий своей гибельностью?
Обхватив колени, Асафуми смотрел на простиравшиеся среди холмов развалины. Прежде здесь, наверное, жили миллионы людей. Но теперь город заброшен. «Мой собственный мираж будущего поглотил меня», — подумал Асафуми.
— Фу-у-ун, фун-фун-фун, — стала тихонько напевать Кэсумба. Её глаза были закрыты, лицо неподвижно, лишь губы шевелились. Непонятно было, бодрствует она или напевает во сне.
Захотев по-маленькому, Асафуми встал и помочился на большую скалу, чуть поодаль от ямы. Он думал, что прямо за скалой тянется склон, но оказалось, что это накренившаяся бетонная стена. Раньше здесь было здание, но оно рухнуло. Среди побегов плюща виднелись выбитые борозды. Они были процарапаны по бетону чем-то острым вроде гвоздя. Похоже, это были иероглифы, но в слабом лунном свете их было не разобрать. Стряхнув капли мочи, он оправил задранное полотенце, раздвинул побеги плюща и попробовал прощупать процарапанную надпись.
«Недуг мгновенного увядания», — было написано неумелым детским почерком.
«Что это?» — подумал Асафуми, задержав пальцы на выщербленных линиях. Названия такой болезни он не слыхал. Должно быть, какая-то серьёзная болезнь, раз её название специально выбили здесь. Ему смутно припомнились слова мальчика о том, что все умерли от болезни, но тут он вдруг почувствовал какое-то движение за спиной. Обернувшись, он увидел прямо перед собой полуголого, совершенно лысого старика, занёсшего над его головой длинную железную палку. Ввалившиеся глаза на круглом, изборождённом морщинами лице блеснули, и он резко опустил железную палицу. Асафуми мгновенно отскочил в сторону. Палица просвистела в воздухе, и страшная боль в боку обрушилась на Асафуми. Он упал как подкошенный. Снова занеся железную палицу, старик приготовился обрушить её на голову Асафуми. «Р-р-р-р-р», раздалось рычание, и старик упал лицом вниз, выронив своё оружие. Кэка сидел на его спине, одной пастью вцепившись в руку, а другой — в коричневый кусок ткани, обёрнутый вокруг бёдер старика.
— Отпусти, отпусти! — завопил старик, извиваясь всем телом и пытаясь освободиться от пса. На нём была лишь обмотанная вокруг бёдер вылинявшая до коричневого цвета набедренная повязка. Проступавшими рёбрами и измождённым телом он напоминал индийского аскета. Но, несмотря на худобу, он был силён и одной рукой отталкивал Кэку, пытавшегося укусить его за другую руку.
— Кэка, фу! — подошла Кэсумба. Кэка неохотно разжав обе свои пасти, отошёл от старика. Сидя на земле, старик криво ухмыльнулся.
— Этот оборотень — твой пёс?
Кэсумба кивнула. Встав, старик взглянул на стонавшего, ухватившись за бок, Асафуми.
— Отличное мясо. Если не будешь мне мешать, мы могли бы поделить его.
«Не смей есть людей!» — хотел было воскликнуть Асафуми, но из-за боли в боку смог выдавить из себя лишь звук, похожий на предсмертный стон петуха. «Может, рёбра сломаны», — похолодев, подумал он.
— Он пришёл со мной. Я не собираюсь его есть, — ответила Кэсумба, и старик сплюнул.
— Ну и ладно. У меня-то есть еда, — зло бросил он на прощание, подобрал железную палицу, плетёный мешок и ком земли. Ком при ближайшем рассмотрении оказался связкой из трёх ворон.
— Постой, — остановила старика Кэсумба. — Поделим этих птиц.
— Не болтай ерунды! — выругался старик и занёс свою палицу. — И не вздумай натравить на меня своего оборотня! Давеча я зазевался, а теперь забью его до смерти!
Затем он кивнул на Асафуми:
— В обмен на этого белокожего мужчину я отдам тебе всю связку.
Кэсумба отрицательно покачала головой. Старик хмыкнул:
— Кто же отдаст драгоценную еду за просто так! — сказал он, и его взгляд скользнул по едва выступающей груди и бёдрам девочки. На его морщинистых, как анальное отверстие, губах проступила слабая улыбка.
