– У них другие порядки… – усмехнулся Ван Чжу. – Впрочем, для нас это не имеет значения. Святой отец, ваш посыльный связался с людьми предместья и начальниками «травяных разбойников»?
– Он сделал то, что ему было поручено, светлейший господин. Главари едва не оказались в руках стражников, но судьба смилостивилась, и пока все благополучно.
Юй Го-бао сказал горько и язвительно:
– «Травяные разбойники» и прочий преступный сброд нападали на императорские обозы и на поместья вельмож, губили купцов и сражались с воинами, верными престолу тянь-цзы. Теперь мы вынуждены объединиться с ними. Как странны и неожиданны превратности человеческих судеб!
– Может быть, они надеются, изгнав степняков, посадить на трон Поднебесной своего государя – какого-нибудь деревенского живодера или сапожника из предместья? – засмеялся Ван Чжу.
– Что ж, ведь и в старину в империи Хань случались возвышения из низов, – сказал ученый. – Например, сановник Фань Куай был в молодости именно живодером, полководец Сяо Хэ начал свою карьеру тюремщиком, а знаменитый вельможа Чжоу Бо зарабатывал на жизнь, ударяя в барабан на похоронах.
Монах Бо сидел, внешне сохраняя спокойствие, но необъяснимое и тревожное чувство мешало ему сосредоточиться. Он вглядывался в лицо Ван Чжу, женственно красивое лицо с прекрасно очерченными губами, тонкими бровями и взглядом, светившимся мягкой насмешкой почти всегда – слушал ли он Юй Го-бао, обращался ли к Чжану и говорил ему «дорогой друг мой» и даже когда встречался глазами с ним, отрешенным от мирских волнений монахом.
Была какая-то притягательная сила в облике молодого полководца и придворного, получившего власть из рук беспощадных завоевателей и легко, словно шутя, бросающего свою жизнь в бездонную пропасть борьбы с ними.
Но еще больше монаха привлекало другое лицо, смуглое и суровое, с омраченным взглядом и выражением постоянной изматывающей тоски. Мудрый Гао обладал способностью предвидеть будущее, наблюдая особенности человеческой внешности, склонности к некоторым поступкам и проявлениям души. Его заставляло содрогаться ощущение странной общности с тысячником Чжаном, как будто в этом ощущении он слышал настойчивое предостережение своих внутренних сил.
«Если в ясную ночь, очищенную от дыма людской суеты и погруженную в прозрачную тишину, соединить полет духа с мерцанием священных созвездий, может быть, раскрылось бы значение моих неожиданных мыслей. Но теперь уже поздно… Оставим тщету сухих вопросов рассудка. Пусть жизнь пройдет до конца по дороге судьбы», – подумал монах и сказал Ван Чжу:
– Я пришлю к вам моего посланца. Оденьте его соответствующим образом и дайте ему солдат в провожатые. Он пригласит Ахмеда во дворец именем наследника Чим-Ким, будто бы вернувшегося в столицу.
– Великолепно, святой отец! У меня нет слов, чтобы выразить восхищение вашим умом! – воскликнул Ван Чжу.
– Вот копия с печати Чим-Ким, возьмите ее. Ночью я приду к дворцовым воротам. Я должен находиться рядом с вами в самые решающие мгновения, а теперь позвольте покинуть вас. Не провожайте меня, любезный хозяин.
Чжан И обхватил колени Гао, Юй Го-бао склонился в земном поклоне.
После ухода монаха в комнате долго царила тишина. Слышно было, как механизм гонит через решетку благовонный воздух. Раздался удар гонга, и голос служанки Вэнь-нюй произнес из-за двери:
– Госпожа просит разрешения подать кушанья для гостей.
Юй Го-бао спохватился:
– Да, да, извините меня и разрешите представить вам мою жену. Собственно… представить господину Чжану, ибо светлейший господин Ван Чжу ее уже знает. Сейчас я пойду встречу ее.
В суете и растерянности хозяина было нечто жалкое, словно он безуспешно хотел скрыть некую запретную тайну своего дома.
Испытующе посмотрев на друга, Чжан покачал головой.
– Нежной прелестью напоминает она поднявшийся над водой лотос… Я люблю ее наперекор морали и здравому смыслу, не осуждай меня, дорогой друг мой!
Хозяин внес на подносе кувшинчики, чаши и тарелочки с закуской. За ним вошла Вэнь-нюй, держа в руках блюдо подрумяненной дичи с рисом. И наконец появилась жена ученого – маленькая бледная женщина с глазами, подведенными синей краской, одетая в шелковое платье цвета вечерней зари. Она слегка наигрывала на украшенной перламутром лютне. В ее высокой прическе блестел черепаховый гребень с бирюзой и жемчужинами.
Юй Го-бао поставил поднос и указал на жену сухим пальцем с длинным заостренным ногтем:
– Госпожа Фэй-янь просит у благородных гостей прощения за беспокойство…
– Я подумала, что мужчинам пора подкрепиться, и вот мы с Вэнь-нюй здесь – две рабыни для услуг.
Маленькая женщина перестала щипать струны и поклонилась.
– Прощу вас, отведайте жаркое из фазана и куропатки. Моченые сливы, жареные пампушки, маринованная курица, рыбный фарш с острой приправой и пирожки со сладкой начинкой из жужуба…
– Благодарим прекрасную госпожу за приглашение, но мы, право, не склонны к наслаждениям чревоугодия, – поклонился в ответ Ван Чжу.
Глядя на жену хозяина, Чжан И подумал: «Наверное, она очень изысканна – мне не оценить этого. Но моя мать и жена, ставшие жертвами казначея, были не менее красивы и приветливы».
Скрипнув зубами, он невольно схватился за рукоять сабли. Фэй-янь вздрогнула и уронила лютню на ковер. Она взяла кувшинчик из розового дерева и две чаши.
– Тогда выпейте вина из прославленных виноградников Сирян-чжоу…
– Нет, ни капли хмельного сегодня, – решительно отказался Чжан И. – Я выпью абрикосового напитка.
Ван Чжу поднял лютню, подал Фэй-янь:
– Ничто так не успокаивает встревоженную душу, как резвый бег пальчиков по струнам и переливы нежного голоса.
Фэй-янь весело хлопнула в ладони:
– Я исполню для моих гостей моего уважаемого супруга танец «Кружение мотылька над цветами». Но мне нужно выйти в сад и сломать несколько грушевых ветвей – этого требуют фигуры танца. Господин Ван Чжу, проводите меня, я боюсь поскользнуться на дорожке…
Чжан И опустил глаза, хозяин дрожащей рукой наливал ему в бокал золотистый абрикосовый напиток.
Когда маленькая женщина и красивый придворный вышли в сад, уже пылала вечерняя заря.
– Господин Чжу, я все знаю и дрожу от страха и отчаяния!
– Тем лучше, ты знаешь обо всем, моя драгоценная жемчужина. С рассветом к нам прилетит свобода!
– О нет! Я не верю в успех вашего героизма, оставьте безумный замысел, молю вас!
– Поздно… Не будем спорить о том, что окончательно решено.
Недавно отцветшие ветви груши шелестели, трава отяжелела от росы прохладного вечера. Послышались твердые шаги тысячника Чжана.
– Высокочтимый друг, надвигается ночь, во дворце скоро произойдет смена стражи. Нам пора, – сказал он.
