– Думаю, раньше ты была хорошей девочкой, – сказала она Тане. – Всю жизнь была хорошей девочкой, пока не открыла для себя кое-что плохое, и оно тебе понравилось.
– Ты ее совсем не знаешь, – проворчал Эйдан и снова повернулся к Тане. – Он тебя укусил?
Она покачала головой. Чем больше она думала о случившемся, тем глупее себя чувствовала. Да, наверняка она заражена, но это ведь не значит, что она должна желать чего-то… подобного. Габриэль был голоден и безумен, и запросто мог выпить всю ее кровь – прижать к стене и прокусить шею. Она играла с огнем.
«Умная девочка. Играешь с огнем и хочешь в нем сгореть», – так, кажется, сказал Габриэль Полуночи.
Тану охватила страшная усталость. Они добрались до Холодного города, но теперь ей хотелось лечь прямо здесь, среди мусора, и закрыть слипающиеся глаза, как будто вокруг ничего больше нет. Она сделала все, чтобы спасти мир от себя и Эйдана – точнее, от того, чем они могут стать. А теперь на нее обрушилось отчаяние.
Она не хотела заболеть. Не хотела думать о вкусе собственной крови или о том, что если надавить на ранку, этот вкус вновь наполнит ее рот. Тана потерла шрам на руке и представила, каково было бы впиться зубами в кожу – как сделала ее мать, пытаясь отгрызть ей руку. Поднеся запястье ко рту, она опомнилась.
Зима вздохнул, взял ее под руку и повел вперед:
– Ты уверена, что он тебя не укусил? Ты какая-то странная.
– Я в порядке. Понимаешь, я просто не думала… – наконец сказала она, идя по потрескавшемуся тротуару и виновато улыбаясь. – Я даже не думала, что им вообще такое может нравиться.
Зима слегка улыбнулся:
– Выглядела ты так, как будто…
– Ладно, ладно! – Тана подняла руки, пытаясь остановить его. Она вспомнила, как смотрела на рот Габриэля, испачканный кровью Эйдана. Там, на заправке… Тогда ей хотелось поцеловать его. Но это была просто безумная фантазия, порожденная стрессом. Странная, но безобидная. Он бы даже никогда не узнал…
– Разве ты не смотрела трансляции? – спросил Зима. – Вампирам нравится все, что избавляет от скуки. Все что угодно.
Тана встряхнула головой, пытаясь прекратить разговор, и вздрогнула.
– А вот и фото влюбленной парочки, – сладко пропела Полночь, протягивая телефон. Было не очень хорошо видно: просто две прижавшиеся друг к другу тени. Выделялись только скулы Габриэля и его пальцы в волосах Таны. Видимо, свет из окна над ними помешал сделать четкий снимок.
– Лучше сотри, – сказала Тана, покраснев, и потянулась за телефоном. – Все равно ничего не разобрать.
– Я так не думаю, – засмеялась Полночь и отпрыгнула в сторону. Она явно была довольна, что ей удалось поддеть Тану. – Пока ты так бурно прощалась, я нашла место, куда нам идти. Тут недалеко. Мой друг Руфус живет на одной из переименованных улиц. На Полынной.
Тана кивнула, пытаясь улыбнуться. Ей нужен сон. Нужно как следует выспаться.
– Веди, – сказал Эйдан. Его кожа странно блестела, он был бледен, словно его кровь остывала и ему скоро придется красть чужое тепло.
На тротуаре стояло несколько машин. В одной на заднем сиденье среди мешков с мусором лежала женщина, завернутая в плед. Жива ли она? Тана не видела, чтобы плед поднимался или опускался. Другая машина полыхала ярким пламенем, в небо поднимался едкий черный дым.
Мимо прошли две девушки, поддерживая друг друга: они явно возвращались с вечеринки. У одной в волосах были зеленые ленты, разорванное платье второй было обсыпано золотыми блестками. Туфли они, похоже, потеряли, их ноги были в синяках и следах от уколов, но выглядели они довольными и словно не замечали ничего вокруг.
Совсем рядом кто-то закричал, затем послышался еще один голос, и еще один. Три разных голоса, не умолкая ни на мгновение, сливались в чудовищную мелодию. Босоногие девушки остановились, обернувшись на звук, но тут же пошли дальше, тихо разговаривая друг с другом.
Полночь прикусила губу с серебряным колечком и тряхнула головой. Эйдан закрыл глаза, будто наслаждаясь звуком.
– Пойдем, – сказала Тана, сворачивая в заваленный мусором переулок, туда, откуда раздавались крики. «Вот в чем моя проблема, – сказала она себе. – Если где-то опасно, я иду прямиком туда».
– Ты уверена? – спросил Зима, но все-таки пошел следом.
Через несколько кварталов они оказались на площади. По периметру стояли люди, некоторые держали в руках белые цветы. В центре, под давно неработающим светофором, на коленях стояли трое вампиров: мужчина, женщина и девочка. Они кричали, сгорая на солнце. Их волосы пылали, кожа темнела и осыпалась, как хлопья краски со старого деревянного дома. Под кожей виднелось что-то ярко-алое, как будто вампиры состояли из раскаленных углей, а не из мышц и связок. Крики сменились стонами, стало тише. Двое из толпы попытались подойти к ним, и вампирша внезапно выпрямилась. Тана заметила, как блеснули клыки, прежде чем она упала в облаке черного дыма и пепла. В толпе раздался тихий вздох, кое-кто отошел подальше.
– Я знаю, что это за место, – шепнул Зима. – Площадь самоубийц.
На секунду Тане показалось, что она ослышалась. Ее замутило от ужаса.
– Помнишь видео с вампирами, которые горят на солнце? Скорее всего, это снято здесь, – он указал на камеру, установленную на одном из окон. Потом кивнул в сторону толпы. – Люди приходят посмотреть, как они умирают. Каждое утро. И надеются, что вампир их заразит либо поделится деньгами или информацией. Я слышал, они бывают щедры перед смертью. А иногда убивают кого-нибудь из зрителей. Просто так, от нечего делать.
– Но почему они хотят умереть? – спросила Тана.
Полночь смотрела на умирающих вампиров, презрительно скривившись:
– Большинство не хотели становиться вампирами. Они не могут смириться с тем, что приходится пить кровь, или что они навсегда застряли в Холодном городе. Многим не удается пережить то, что они совершили после обращения. Не все достойны этого дара.
«Не все они чудовища», – подумала Тана. Ей стало лучше, когда он поняла, что не все вампиры бесчеловечны и неспособны испытывать жалость, страх или раскаяние. Но иногда у них просто нет выбора.
– А еще бывает, что кому-нибудь из них все надоедает, – подхватил Зима. – Так умирают старые вампиры. Им становится лень добывать себе пищу, и они голодают.
Полночь сердито посмотрела на него, и он осекся. Тана поняла, что она пытается напомнить брату о его роли. Они должны поддерживать созданный образ: прекрасные создания, которые иногда снисходят до людей, но ни в ком, кроме друг друга не нуждаются и служат друг другу отражением. Тана видела, что Полуночи не нравятся слова Зимы. Не нравится мысль, что нет никаких гарантий, что, став вампирами, они будут счастливы.
– Поговоришь об этом с Люсьеном Моро, – сказала Полночь, словно напоминала брату о чем-то. – Мы собираемся повеселиться на одной из его вечеринок.
