Неожиданно Люсьен повысил голос:
– Отключите трансляции из этого зала! Отключите их!
Один за другим огоньки камер стали красными.
В толпе прокатился гул. Тана не поняла, почему Люсьен позволил трансляции продолжаться, пока он убивал Элизабет, а теперь потребовал все отключить. Что могло быть хуже? Она пошла к двери, протискиваясь сквозь толпу.
Габриэль выглядел напряженным до предела. Его трясло.
– Мы никогда не причинили бы тебе вреда, – произнес Люсьен. – Мы знали, что, залучив тебя к нам, сможем планировать славное будущее и месть, которая превзойдет все, о чем ты мог мечтать, мой дорогой потерянный друг. Старый порядок умер! Пришло время старикам умереть вместе с ним!
– Начиная с тебя? – спросил Габриэль, не в силах отвести взгляда от Элизабет.
– Ты ведь на самом деле не хочешь меня убивать, – сказал Люсьен. – Посмотри на себя: ты жалеешь даже о смерти Элизабет… Ты просто хочешь вернуться домой.
– Неужели? – спросил Габриэль.
– Знаешь, почему в фильмах злодей колеблется, прежде чем убить героя? Почему он рассказывает ему весь свой коварный план? И почему ты колеблешься сейчас?
Габриэль криво усмехнулся:
– Я-то знаю. Но готов спорить, что ты не догадаешься.
Люсьен продолжал:
– Потому что злодей знает, что без героя, которого он ненавидит, его жизнь опустеет. Убив врага, он останется один.
– Так значит, ты герой? – спросил Габриэль.
– Любой герой может оказаться злодеем, разве не так?
Люсьен обращался к Габриэлю, но повысил голос, чтобы толпа его слышала. Он знал, как привлечь внимание и заставить всех ловить каждое его слово.
– Не так, – Габриэль улыбался, как будто этот стиль красноречия был ему знаком и очаровывал его: не сами слова, а воспоминания о прошлом – о том, как Люсьен витийствовал много лет назад
– Разве не знает герой об ужасных причинах, заставляющих его совершать добрые дела? Об ошибках, которые он допустил, и о хороших людях, пострадавших из-за его решений? Разве он не вспоминает моменты, когда был далеко не героем? Или когда его героизм погубил гораздо больше людей, чем осознанное злодейство?
Габриэль смотрел на Люсьена, как будто его заворожило красноречие бывшего друга.
– Ты провел в одиночестве больше десяти лет. Но ты больше не будешь одинок. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было в этом мире. Если ты простишь меня, я дам тебе столько мести, что даже ты насытишься. Вместе мы сможем убить Паука.
Нож в руке Габриэля опустился.
Он собирается это сделать, поняла Тана. Он позволит человеку, только что убившему свою любовницу, уговорить его заключить союз – прямо над ее мертвым телом. Она с отвращением отвернулась и вышла из дома.
Снаружи ее замутило от смеси запахов благовоний и крови. В висках стучало. Она схватилась за стену рядом с урнами для мусора и садовыми инструментами, ожидая, не стошнит ли ее. Потом нужно будет отправляться на поиски Валентины.
– Тана? – окликнула ее какая-то девушка. – Это ты?
Тана подняла глаза и увидела Полночь. Та шла к ней от главного двора, одетая в блестящее виниловое платье. Голубые волосы спадали на плечи, она выглядела очаровательной и спокойной, как будто двух последних дней и не было.
– Да, – ответила Тана, судорожно вздохнув. – Со мной все в порядке…
– Я надеялась, что ты придешь на вечеринку, – сказала Полночь, подходя ближе. От нее пахло разложением. – Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты для нас сделала.
Тана открыла рот, чтобы сказать «Не стоит благодарности», но в этот момент Полночь схватила ее за горло.
Глава 28
Как должен быть пугающ твой призыв, О, смерть!
Роберт Блэйр
Вена 1912 года во многом отличалась от Парижа 1890-х. Днем на улицах было полно машин и велосипедов, а по ночам город был ярко освещен электричеством. Звонили телефоны, лифты поднимались к съемным квартирам в особняках на Рингштрассе – кольце бульваров, возникшем на месте городских стен. Зигмунд Фрейд уже опубликовал свой фундаментальный труд – «Три очерка по теории сексуальности», а Карл Юнг готовил к изданию «Метаморфозы и символы либидо». Приближался расцвет эпохи модерна, и все верили, что их ожидает лучшее будущее.
Однако проститутки по-прежнему поджидали клиентов там, где когда-то стояли виселицы, и были готовы за тарелку супа пойти с кем угодно. Здесь же рыскал в поисках жертвы и кое-кто другой. Но свет в Вене выключался редко, и никто не хотел говорить о том, что случалось в темноте.
Люсьен Моро шел по ночным улицам в застегнутом до самого верха черном свободном пальто. Рядом с ним шла Элизабет в платье, расшитом бисером и кружевом, с высоким воротом – похожая на видение в черно-золотом вихре. С другой стороны шел Габриэль в черном шерстяном пальто, почти таком же, как у Люсьена.
Они были великолепными, потрясающими и совершенно погибшими созданиями. И у них почти не было шансов дожить до утра. И все из-за него, из-за Люсьена. Вампир должен испрашивать разрешения, прежде чем кого-то инициировать, а он этого не сделал. Да он бы никогда и не получил этого разрешения, учитывая, насколько неуправляемы были два его создания.
Габриэль был влюблен в смерть. Та унесла его невесту, он сам отдал ей брата, и неудивительно, что он поджидал на улицах убийц, впивался в горло и выпивал кровь. Каждую ночь, убивая себе подобных, он как будто мстил за смерть брата.
Люсьен сразу разглядел безумие в глазах Элизабет. Он нашел ее в Португалии, на скамье подсудимых, где она ожидала приговора за убийство мужа. Люсьена впечатлило, как она плюнула на землю и сказала, что если бы Господь воскресил его прямо в зале суда, то она сделала бы это снова. Той же ночью Габриэль и Люсьен устроили ей побег из тюрьмы. Она пошла за ними, не раздумывая. Охотясь, она пользовалась бритвой вместо зубов и нападала со свирепостью, которой трудно ожидать даже от мужчины.
А теперь ему придется потерять обоих. Люсьен пытался развлечь их, делал вид, что уверен: чудовищный Паук оставит их в живых. Но на самом деле понимал, что Габриэля и Элизабет, скорее всего, уничтожат. Древние вампиры правили подобно феодальным владыкам и придерживались тех же взглядов на вопросы субординации. Наверное, нужно было отправить Габриэля и Элизабет в бега, но Люсьен знал: ни в Стамбуле, ни в Шанхае не скрыться от Паука, который, дергая за нити сплетенной им сети, может вызвать банковский кризис в Люксембурге или устроить революцию в Испании. Он будет преследовать их по всему миру.
Кроме того, если они сбегут, у Люсьена будут большие проблемы.
Элизабет бросила на него яростный взгляд.
– Мы должны убить Паука, – сказала она. – Убить и выпить его кровь! Она даст нам силу, которую он копил веками, даже если мы разделим ее на троих. Мы сможем устанавливать правила, а не подчиняться им.
