Так или иначе, с генетикой Закира тоже не все в порядке. В том смысле, что его мать подвергалась влиянию Зоны. А возможно, и отец. «Влияние Зоны» – это ученые так деликатно выражаются. Мол, особых излучений в Зоне не зафиксировано, а вот влияние отрицать нельзя. Ха!.. Теперь становится понятней, почему Закир так свободно ведет себя в Зоне, хотя бывал в ней раньше всего несколько раз. Генетика, мать твою…
– Парни, что случилось? – забормотал Нагаев. – Почему вы меня держите?
Колян ослабил хватку, и старик, постанывая, сел на землю.
– Мы где? Вроде на холм поднимались? – Он с удивлением крутил головой.
– Поднимались, Равиль Салихович. Да только на верхушке нас «курильщик» поджидал.
– Вот ведь ерунда какая. Надо же, в сотне метров от цели – и чуть так не облажались.
– В сотне метров?
– Ну плюс-минус. Пошли, Коля, пошли.
– Может, передохнете немного?
– Нет. У павильона передохнем. Перед последним броском.
Нагаев поднялся и захромал вдоль по склону холма.
– Иди, Коля, сейчас.
Они обогнули толстую лиственницу с окружившими ее кустами ежевики, и Варнаков увидел на железнодорожной насыпи остановочный павильон. Это была небольшая, вытянутая в длину конструкция из бетона и кирпича. В центре ее располагалась кирпичная постройка для билетной кассы и киоска, по бокам находились полуоткрытые, без передней стены, павильоны, где пассажиры могли укрыться от непогоды.
– Давайте, парни, не будем тратить время, – сказал Нагаев. – Надо по-быстрому пересечь низинку, и мы почти у цели.
И они начали спускаться по склону…
Джеймс Купер
Новосибирская Зона Посещения
Джеймс очнулся, услышав голоса людей. Они говорили по-русски, а Купер давно усвоил, что русских надо опасаться. В любом случае. А уж когда ты на службе, любой русский – это точно потенциальный враг. Так много лет внушали Куперу его командиры, а он внушал своим подчиненным.
Джеймс заученным движением повел правой рукой и скинул с плеча винтовку. Просунул ее вперед, удобнее раскинул ноги и припал глазом к оптическому прицелу. По пояс в траве прямо на него надвигались три человека. Он уже где-то видел этих людей – лица были знакомы, – но это не имело значения. В глазах мельтешили мушки и расплывались разноцветные концентрические круги, но Купер сумел поймать в прицел туловище самого высокого врага в форме защитного цвета. Он бы выстрелил в голову, уж слишком заманчиво она маячила вверху – значительно выше двух других противников, – но при этом как-то странно раздваивалась. А Купер, отличный солдат и офицер, инструктор снайперского дела, назубок знал: надо стрелять не туда, куда хочется, а туда, куда больше шансов попасть.
Он нажал на спусковой крючок и начал искать остальные мишени, но они куда-то исчезли. Лишь трава колыхалась. Тогда он переключил винтовку на автоматическую стрельбу и начал бить по траве короткими очередями. Успел дать три или четыре очереди, до того как прилетевшая откуда-то сбоку пуля пробила ему висок.
И капитан Джеймс Купер, рожденный в далеком Эдинбурге, замер навсегда, вытянувшись на не особо гостеприимной сибирской земле.
Варнаков и остальные
Новосибирская Зона Посещения
Пуля попала Нагаеву в живот. Колян с Закиром дотащили старика до павильона и положили на землю. Невдалеке, у бетонной стены павильона, валялся спецназовец в форме UFOR. Он сильно походил на того типа, в которого засадил вилами у фермы зомби. Но Варнакову было не до определения личности. К тому же лицо уфоровца страшно обгорело.
Нагаев находился в сознании, но быстро терял силы. Колян наложил повязку гемостатическим бинтом, вколол шприц-тюбик промедола. Но он видел, что рана очень серьезная.
– Что там, Коля? – прошептал старик. Голова его лежала на свернутом одеяле, которое Варнаков вытащил из рюкзака.
– Плохо, но терпимо, – сказал Колян. – Не могу сказать, что до свадьбы заживет. Но… в общем, надо надеяться.
– Врешь… говори правду… Коля… ставки… очень высоки… Ты даже… не понимаешь… насколько они… высоки.
– Ну, если правду… если правду, то нужна срочная операция. Боюсь, еще несколько часов – и станет поздно.
Нагаев несколько секунд лежал с закрытыми глазами.
– Это хорошо… Коля… когда знаешь… правду… Все становится… проще.
Он пошарился пальцами в нагрудном кармане и достал маленький пузырек из-под таблеток. Открыл резиновую пробку и вытряхнул на ладонь коричневый комочек, похожий на смолу.
– Что это, Равиль Салихович?
– Сейчас. – Старик засунул «смолу» в рот и начал жевать. – Это – «допа». Из запасов Гулии. Она со всякой дрянью… экспериментировала… Эта – на основе смолы кедра… из Зоны… Что-то туда добавлено… Гулия вводила раствор мышам… Говорила, мышь с распоротым животом… жила больше часа… И даже пыталась бегать… На людях не испытывалось… Что ж, попробую… пары часов мне хватит.
Его до этого смертельно бледное лицо розовело на глазах.
– Коля, у нас не так много времени… а мне надо многое рассказать.
– Я слушаю, – сказал Варнаков, кося взглядом на Закира. Тот сидел на рюкзаке метрах в пяти, не проявляя к словам Нагаева особого интереса. Но, как показалось Коляну, прислушивался.
– Будь внимателен. И принимай как должное… Самое первое – я тебя обманул.
– В смысле?
– Нет никакого Лунного Цветка. Понимаешь, нет. А есть Айгуль.
– Я… я не понял, – сказал Варнаков. А сам подумал – не начал ли старик бредить после своей «допы»?
– Айгуль, Коля. Девочка по имени Айгуль. Что и означает в переводе «лунный цветок». Она не просто девочка, она – мутант. И дочь Вафиды.
– Дочь, – эхом повторил Варнаков.
– Дочь. Девочка-мутант.
– Девочка живет в Зоне?.. Но это невозможно!
– Возможно. Знаешь, это все относительно. Вон, Лукич, за свою жизнь сколько в Зоне времени провел? Годы, наверное, наберутся. Или возьми случаи, когда люди надолго на Территории застревали. Совсем свежий пример – Громов, пилот спасательного вертолета.
[25]
Больше двух недель там проблуждал. И ничего – выжил. Даже по центральному телевидению сюжет показали. Так что… А Айгуль – это вообще особый случай. Но она может погибнуть, потому что осталась без пищи и воды. Чтобы ее спасти – я тебя обманул, Коля. Обманул, потому что боялся.
– Чего боялся?
– Очень многого. Но самое главное – я боялся за Айгуль. Что ты неправильно поймешь, неправильно поступишь.
