– Куда… куда ты уезжаешь?
Мария шагнула было к нему, но, сделав над собой усилие, остановилась. Ей хотелось броситься ему на шею, но Николай обернулся и свысока посмотрел на нее:
– Какое тебе дело, куда я еду?
– Я тебя люблю! Или ты забыл?
Презрительная улыбка была ей ответом.
– Да пошел ты к черту! – выкрикнула Маша.
– Тогда…
Он круто повернулся, затем сунул руку за пазуху и достал увесистый кожаный кисет.
– Вот! – швырнул он кошель под ноги девушке. – Возьми. Пригодится. Бери, бери, дорогуша! Тебе могут понадобиться деньги.
Она в недоумении смотрела на мешочек.
– Я не могу их взять.
– Ты не можешь взять у меня золото?! Как же ты собираешься жить здесь и выхаживать своего мужа без денег, а? Будешь торговать своим прекрасным телом? Неужели ты действительно такая наивная, что думаешь везти своего муженька до самой твоей России бесплатно? Возьми их, черт побери! Можешь считать… – Он криво ухмыльнулся. – Можешь считать, что ты их заработала, Мэри.
– Что?!
– Я говорю, что с тобой хорошо в постели! – рявкнул он. – Могу я отблагодарить тебя за услуги или нет? Здесь тысяча двести долларов. Этого вам с Дмитрием должно хватить на жизнь до весны и на дорогу до Европы, если не транжирить.
– Как ты смеешь так говорить со мной! – Она отшвырнула деньги ногой. – Я не хочу ваших денег, господин Устюжанин, и не потерплю ваших оскорблений. Убирайтесь вон, немедленно!
– И не подумаю. Я уйду отсюда не раньше, чем мне это будет угодно. Не забывай, моя дорогая, что это я заплатил за гостиницу и это я заплатил за то, чтобы твоему драгоценному муженьку сделали операцию. Надеюсь, этого достаточно?
Мария молча смотрела на него. Как же она его ненавидит! Как бы она хотела, чтобы они никогда не встречались! Повинуясь какому-то внутреннему позыву, идущему из самых глубин души, она схватила мешочек и с силой швырнула его в лицо голубоглазому. Тот легко уклонился. Кисет шлепнулся на пол. Золотой песок тоненькой струйкой высыпался на грубые доски.
– Вот! Плевать мне на тебя и на твое золото! У меня, если хочешь знать, в России его хватит, чтобы купить и продать сотню таких, как ты! Я ненавижу тебя!
Николай стремительно бросился к ней и сжал ее запястье. Её пальцы вмиг онемели.
– Отпусти! Мне больно!
– Неужели? – Черты его правильного лица исказились, глаза потемнели. – Ты говоришь, что хочешь спасти своего муженька. Интересно, как ты собираешься сделать это? Без золота вы просто сдохнете с голодухи!
А потом вдруг порывисто сжал девушку в объятиях и повлек к ложу…
…Их тела сплелись, стали неделимым целым, Мария чувствовала, что ее сопротивление постепенно сменяется любовной игрой, ощущала сладостную дрожь, осознавала с ужасом, что страсть Николая против ее воли рождает в ней ответное желание. Ее тело с готовностью откликается на его ласки, а сознание не в силах бороться с преступным влечением, перед которым тускнеет целый мир и обращаются в ничто мораль, долг, память.
Боже мой!
Если бы это могло хоть что-то изменить!
Если бы!!
Но Дмитрий Одинцов по-прежнему остается ее мужем, и она уже сделала свой окончательный выбор…
* * *
Она стояла у окна, в сотый раз за день разглядывая прохожих и унылые бревенчатые постройки, выходившие на главную улицу Сэркла.
Дмитрий проснулся, сел на кровати и жалобно посмотрел на Марию:
– Послушай, почему мы должны уезжать отсюда? Я хочу, чтобы мы остались. Твой Николай оставил достаточно денег, чтобы купить провизию и нанять кого-нибудь, кто был бы моими руками и ногами. Да хоть бы этого иннуита, Сунувика. Я уверен, что, если ему хорошо заплатить, он не откажется помогать мне. Пойми, я не могу уехать отсюда, не найдя своей золотой жилы. И не уеду.
Прошло четыре дня. Дмитрия перевезли в гостиницу, в комнату Марии. Теперь он лежал, завернутый в одеяло, на той самой постели, где в последний раз с такой жгучей, горькой страстью Николай любил ее. На ногах, голове и правой руке Одинцова белели повязки. Сунувик приходил каждый день, чтобы помыть его и переодеть. Колетти дал Марии пузырек с настойкой опия и объяснил, когда и как давать ее больному, добавив, что у ее супруга «организм молодого лося». Маша не почувствовала особенного воодушевления, когда узнала об этом. Она знала, что это зелье сгубило многих. Да и её собственного отца, если на то пошло.
– Ты что, не слушаешь меня? Я говорю, что хочу остаться здесь и еще раз попытать счастья. Колетти говорит, что если повезет, то можно застолбить участок…
Резко обернулась.
– Меня не интересует, что говорит этот докторишка! – закричала и тут же почувствовала себя виноватой. – Прости, Дмитрий. Мне не следовало так говорить. Но как же ты не можешь понять?..
Дмитрий мечтательно смотрел в потолок и как будто не слышал ее.
– Я слышал от проезжих геологов, что здесь поблизости простирается большая золотоносная провинция. Вот было бы здорово напасть на неё! Я назову новый участок в твою честь. Хочешь? Прииск «Мария»! Что скажешь, женушка?
Мария спокойно и терпеливо повторила:
– Дорогой, мы должны ехать домой. Врач сказал, что ты не можешь больше искать золото.
– Но, милая, ведь здесь…
– Я не хочу больше слышать про золото! Ни единого слова о нем! Как же я ненавижу его! – закричала она, срывая голос. – Да, не-на-ви-жу! Давай ищи его, придурок, уж точно этого золота найдешь столько же, сколько в бочке у любого золотаря!
Выкрикнув все это ему в лицо, она разрыдалась.
Вот уже четыре дня, как она только и слышит от него о грандиозных планах и надеждах разбогатеть. Как же он не понимает, что для него в этом смысле все кончено? Искать золото очень тяжело и опасно, это под силу только здоровым и выносливым мужикам. А не такому калеке, каким он стал. Нет, это абсолютно невозможно!
Ее мысли обратились к Николаю. Когда он уходил, его глаза, бездонные, как голубое арктическое небо, были холодны и наполнены болью.
– Ты сама сделала выбор, Маша.
– Нет, Ник, ты не понимаешь…
– Я понимаю больше, чем ты думаешь. Ну что ж, счастья вам, сударыня Одинцова…
– Николай!
Он развернулся и ушел, а Мария смотрела ему вслед, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, не побежать вслед, не броситься в объятия и умолять, чтобы он никогда не оставлял ее.
Но она позволила ему уйти.
В этом диком краю, в безграничной холодной пустыне, ветер странствий переносит людей с места на место, как семена чертополоха. Расставание здесь подобно смерти. Прощаясь с человеком, никогда не знаешь наверняка, увидишь ли его вновь.
