Там, где Крюков канал
И Фонтанка река,
Словно брат и сестра обнимаются,
Через тумбу-тумбу раз,
Через тумбу-тумбу два
Вереницы студентов шатаются.
Они курят и пьют,
На начальство плюют
И еще кое-чем занимаются.
Через тумбу-тумбу раз,
Через тумбу-тумбу два,
Через тумбу-тумбу три, спотыкаются.
Сам Харлампий святой
С золотой головой
Сверху смотрит на них, ухмыляется.
Он бы тоже не прочь
Провести с ними ночь,
Но на данный момент не решается…
Она почувствовала истинное облегчение, когда из темноты вынырнул торопливо шагавший Дмитрий.
– Дмитрий! Дмитрий! Господи, наконец-то!
Девушка подобрала юбки и бросилась к нему.
– Машенька, ради бога, что случилось? Я очень испугался, когда получил твою записку. Что-нибудь стряслось?
Она не обращала внимания на его слова. Она прижалась к груди любимого, жадно вбирая в себя тепло его тела и постепенно успокаиваясь. Она любила его без памяти и ни за что не смогла бы с ним расстаться. Никогда!
– Любимая, пойдем отсюда. Не нужно, чтобы нас видели.
И они поспешили прочь, а в спину им летело залихватское:
Через тумбу-тумбу раз,
Через тумбу-тумбу два,
Через тумбу-тумбу три, спотыкается…
… – Ну хорошо. Так что же все-таки произошло?
Мария любовалась его чеканным профилем с резко выступающими скулами и четкой линией подбородка. Она знала каждую черточку его лица, но чистота этого профиля не переставала притягивать ее.
– Давай поговорим об этом позже, ладно? Я просто хочу побыть с тобой и не думать при этом о неприятностях.
Он внимательно посмотрел на нее:
– Что еще за неприятности? Расскажи мне все как есть. Давай пойдем ко мне и там спокойно поговорим.
Она тяжело вздохнула.
– Я вижу, разговор предстоит действительно серьезный, – глядя на неё, резюмировал Дмитрий. – И не стоит вести его на улице. Пойдем ко мне.
Дома перемежались какими-то сараями и заборами, полуразвалившимися флигелями времен чуть не Елизаветы Петровны, проходными дворами, тупичками, крошечными чахлыми садиками и еще черт знает чем.
Наконец, они подошли к двухэтажному дому с жилым цоколем, явно знавшему лучшие времена, широкую лестницу которого украшали два гипсовых облупившихся льва. Каково же было её изумление, когда Дмитрий открыл перед ней маленькую дверь, почти вровень с землей, и повел ее вниз по крутым ступенькам.
Хотя две меблированные комнатенки, в которых обитал Дмитрий, не были просторными, гостья заметила, что мебель аккуратно протерта и на ветхом ковре – ни пылинки. Окна почти вровень с тротуаром. На подоконнике – «Санкт-Петербургские ведомости», раскрытые на статье о «золотой лихорадке» на Аляске.
– Мне повезло, что я нашел такую дешевую квартиру. Все потому, что я поладил с хозяйкой дома. Я иногда помогаю ей…
Дмитрий осекся.
Мария, не слушая его, отошла к окну и увидела колеса проезжающего экипажа. Бедный Дмитрий! Наверное, он делает какую-нибудь грязную, тяжелую работу, может, даже выносит мусор, и ему стыдно признаться в этом. Но из-за этого она не станет любить его меньше. Наоборот, она восхищается его умением не бояться никакой работы. И потом, не вечно же он будет бедствовать…
Он подошел к ней сзади и обнял за талию. Мария почувствовала его дыхание. Кровь застучала у нее в висках, сердце забилось так сильно, что готово было выскочить из груди. Только Дмитрий мог привести ее в такое волнение…
– Я боюсь, что отец не даст согласия на то, чтобы мы поженились. Но это полбеды. Главное… он изменил завещание.
По мере того как она говорила, лицо Дмитрия постепенно темнело от ярости.
– Но это нонсенс, бессмыслица! Ставить условием завещания твой брак с этим типом! О чем он только думал?
– Он думал о моем будущем, – заступилась Маша за отца. – И я его люблю за это. Но как мне теперь быть? Я не хочу выходить замуж за Арбенина. Он… Он мне отвратителен!
Дмитрий, казалось, не слышал ее слов.
– Ты должна уговорить его переписать завещание. Если он один раз это сделал, то сможет сделать и другой. Тебе будет трудно, я понимаю, но все же легче, чем… потом просить милостыню.
Мария попыталась улыбнуться.
– Но если ты выйдешь за меня, то получишь лишь малую толику капитала! Как ты не понимаешь? Этого нам не хватит для настоящей жизни!
– Ну и что? Мне вообще не нужны папины деньги. Мы с тобой прекрасно обойдемся и без них.
Лицо Дмитрия стало чужим и неприятным. Она никогда его таким не видела.
– Тогда… Самое лучшее, что ты можешь сделать, это вернуться к своему отцу и попросить у него денег на какое-нибудь бриллиантовое колье, – с обреченной горечью процедил он. – Боюсь, теперь-то мы уж наверняка не увидим ни гроша из твоего наследства…
– Тебя так волнуют деньги моего отца?! Тебе действительно так важно их получить?
– Да.
– Он, между прочим, еще не собирается умирать!
На мгновение серые глаза Дмитрия приобрели жесткий стальной блеск. Но только на мгновение. Он улыбнулся.
– Мария, ты, наверное, считаешь меня жадным и… сребролюбивым?
Он подошел и обнял ее.
– Ты никогда не знала нужды и поэтому не можешь понять, что такое жизнь без денег. Я тоже родился в богатой семье, ты знаешь! Мой отец был действительным статским советником, его прочили в товарищи министра… хотя это уже не важно. Он потерял все свое состояние, когда лопнул Генеральный Русско-Азиатский банк. Это подкосило мою мать, она умерла от горячки в том же году. Он не вынес этого и через год покончил с собой. После его смерти не осталось ничего, кроме долгов. И я пошел в приказчики к биржевику… К бывшему крепостному деда… – уточнил он. – Работал, бывало, по десять – двенадцать часов, не вставая из-за стола, так, что к концу дня тряслись руки и воспалялись глаза. Слава богу, получил от дядюшки грошовое наследство, но его хватило лишь на то, чтобы с голоду не умереть. Я и в Горный поступил лишь потому, что только в нем двоюродная бабка могла мне выхлопотать обучение на казенный счет…
Дмитрий снова прошелся по комнате, по пути сняв соринку с полированного стола.
– Но я не собираюсь быть нищим. И я не буду нищим, как какой-то… Акакий Акакиевич с его рваной шинелью! Меня, если хочешь знать, еще в гимназии тошнило от всех этих бедных, но честных героев, умиравших от голода и холода! И я сделаю все, чтобы не быть похожим на них! – повторил он.
– Все? В том числе женишься на мне?
