– Ну, нет уж, – заорал рыжий, – у меня есть деньги! Я хочу играть! Вы не имеете права мне запретить!
Покачав головой, Гастингс решил не мешать, лишь что-то сказал незаметно появившемуся сбоку человеку с непроницаемым лицом. Должно быть, его помощник, о котором Мария мельком слышала, Эдвин Лоу. Бывший сыщик лос-анджелесской полиции, вылетевший со службы не то за взятки, не то, наоборот, за честность, ставшую поперек горла местным воротилам.
Судя по усилившемуся шуму, Смит снова выиграл. Молодая женщина вдруг подумала, что человек, игравший с ним, как-то неестественно спокоен и что взор его чересчур равнодушен.
Сжав кулаки, пожелала своему любовнику, чтобы он проиграл и закончил дело и они пошли бы домой.
– Какая ваша крайняя ставка? – отрывисто спросил Смит.
– До двухсот, – ответил незнакомец.
Это означало, как вспомнила Мария, что можно ставить до двухсот долларов на каждую карту, исключая последнюю, на которую ставится только половина указанной суммы.
Игра продолжилась. Зрители приумолкли в ожидании кульминационной точки всего вечера. Все прочие игры были забыты, а в толпе уже принимали ставки на выигрыш.
– Это не то! – внезапно сказал рыжий. – Надо играть поживее.
– Пожалуйста, – ответил Джозеф с ухмылкой. – Удвоим ставки.
Ставки были повышены до четырехсот долларов на карту…
Рыжий по-прежнему проигрывал.
Все, что ему оставалось делать, – это метать озлобленные взгляды через стол на своего соперника. Едва ли он мог избежать разорения в эту ночь.
Рыжий громко выругался, заявив, что карты, должно быть, заколдованы. Толпа встретила это заявление издевательским хихиканьем. Он даже не обратил внимания, что сейчас чужак был похож на пьяного. И на самом деле он был опьянен игрою, как вином. Или, скорее уж, одурманен. Так дьявольское зелье лишает разума курильщиков опиума.
Качался, стоя на месте, жилы на его шее надулись и вздрагивали, лицо было налито кровью.
– Я хочу поставить самую большую ставку. Что это, детская игра, что ли? – воскликнул он.
Банкомет бросил напряженно-вопросительный взгляд на торчавшего в углу истуканом Гастингса. Тот лишь удрученно кивнул с видом адвоката, безнадежно продувающего процесс.
– Хорошо, предельных ставок уже не существует, – изрек крупье. – Можете наваливать их хоть до потолка.
Он начал тасовать карты.
Воздух стал жарким и тяжелым внутри тесного круга людей.
По бледному лицу рыжего стекал пот, а вот Смит был спокоен и даже улыбался.
Еще круг… И еще…
– Вы проиграли… Ставок больше нет, – сообщил крупье пять минут спустя.
– Сэр, – обратился рыжий к Смиту. – Прошу вас как джентльмена: одолжите мне деньги. Дайте отыграться…
– Я не подаю нищим по пятницам, – зло бросил Джо, собирая в услужливо поданную крупье сумку золото и банкноты.
– Тогда… Кто-нибудь, – обратился рыжий к толпе, – дайте мне в долг, заклинаю Богом! Я отдам их вам через час, только, ради бога, давайте скорее!! Я просадил все, что заработал за три года!
Никто, естественно, не пожелал ссудить столь неудачливого игрока. Многие глумливо улыбались, видать, откровенно злорадствуя разорению дурачка… Тем более что немало из них сами оказывались в похожем положении.
И тут странное знание нахлынуло на неё. Она все поняла – и пожалела, что не взяла с собой «диллинджер»…
Видимо, понял это и Гастингс, сделавший знак экс-сыщику, но тот и сам решительно направился к истерично оскалившемуся рыжему. Но не успел…
Все произошло дьявольски быстро.
Испуганный возглас в толпе. Лоу, рванувший из-под полы «смит-вессон», блеск стали в руках рыжего.
Бабахнул выстрел, и многоголосый женский визг ударил её по ушам.
Схватившись за раздробленный тридцать восьмым калибром лоб, рухнул на пол рыжий. Медленно осел на руки игроков Джозеф Смит, у которого слева в груди торчал загнанный по самую рукоять охотничий нож…
Потом мертвенные карбидные огни завертелись перед глазами Марии, и её накрыла тьма.
* * *
Стоял ясный майский день. Воздух был хрустально чист, а солнце такое яркое, что каждый лист на дереве, каждый камень выделялись четким силуэтом.
Несмотря на так и не оставившую её депрессию, Мария с любопытством оглядывалась вокруг.
Побережье Доусона представляло собой грандиозное зрелище: тысячи лодок, баркасов, плоскодонок; тяжелые баржи, груженные лесом, привезенным с низовьев реки на продажу. Сотни людей, кричащих и суетливо бегающих от одного судна к другому, таскающих мешки, корзины. Разобраться, что к чему, в этой кутерьме было невозможно. Молодая женщина заметила, что часть домов на Франт-стрит отстроена заново, а вдоль улицы тянется ряд фонарей, сверкающих на солнце новенькими стеклами. Какие-то ушлые бостонцы провели в городе электричество, работавшее от небольшого верхнебойного колеса на реке…
Отметила про себя обилие самодельных лодок, впритирку друг к другу жавшихся к бортам пароходов и барж. Многие из них до отказа нагружены тюками с провизией и имеют на борту пассажиров. Ну, конечно! Они все стремятся в Ном! Поверив в сказку о тамошних сокровищах, толпы искателей счастья ринулись туда, чтобы найти богатство…
Но все это не имело для неё уже никакого значения. Мария чувствовала, как на ее плечи давит свинцовая тяжесть безнадежности. Какое ей теперь дело до всей этой людской кутерьмы?
Она уплывет в Сан-Франциско, а потом возвратится в Россию. Денег будет в обрез – третьим классом по железной дороге, третьим классом через Атлантику – среди шулеров и проституток…
Через три дня после гибели Джозефа в его дом явились компаньоны покойного – хмурый Рон и Эд Милхавн – и, выразив сочувствие, без обиняков сообщили, что ей нужно покинуть жилище. С собой ей разрешили взять несколько сотен долларов да одежду – ту, что купил ей Джозеф. Она переселилась в гостиницу, а назавтра купила билет на пароход: самый дешевый из тех, что были.
На середине трапа Мария Михайловна остановилась, и немолодой рыжий шотландец грубовато подтолкнул ее в спину.
– Что ты встала как вкопанная? Или тебе нравится это стадо идиотов, устремившихся в Ном? Тебе, беби, там делать нечего. Мужики в тех краях отморозили последние яйца!
Кивнув, она поднялась на палубу. Ей было все равно. Чувство бесконечного тупого отчаяния переполняло ее душу, лишало сил. Хотелось упасть на колени и молиться, чтобы Господь избавил ее от страданий, а заодно и от необходимости жить.
Вяло наблюдала, как народ возился с багажом.
И тут… Жаркая волна прошла по телу не хуже «Вдовы Клико».
Ей показалось, что она видела Николая или, по крайней мере, очень похожего на него человека, садящегося к рулю одной из самодельных лодок. Но Маша очень быстро потеряла лодку из вида: в гавани было настоящее столпотворение, сотни судов курсировали в разных направлениях, где тут было уследить за крохотной лодчонкой! И потом, этот мужчина никак не мог быть Устюжаниным. Просто она так долго и настойчиво думала о нем, что ее воображение наделило чертами Ника совершенно постороннего человека. Вот и все.
