– Как вам, парни, – обратился он к бандитам по-английски, – стать компаньонами купца первой гильдии Тимофея Иглова? Что вы скажете насчет того, чтобы поселиться в России?
– Тим, – хохотнул Рич, – я бы предпочел взять свою долю да обратно в Айову. Уж извини, к холодам непривычный.
– А я так бы и не против, – пожал плечами Джеф. – Тем паче в Штатах уж больно много народу желало бы повстречать меня для неприятного разговора…
– Ну, так как? – уже по-русски обратился бандит к Марии с ухмылкой. – Чем тебе не плант, Машутка? И наследство при тебе, и женишка постылого спровадим на тот свет, и муж у тебя будет, дай Бог каждой? Чем плохо? Опять же не чужая ты мне, если подумать – дочка дружка старого да атамана как-никак… – Он добродушно засмеялся, и от этого смеха все внутри заледенело – так мог бы смеяться раскладывающий инструменты палач, видя страх жертвы. – Ведь сама понимаешь: батька твой нашим с ним обчим капиталом пользовался, так что с процентиками бы вернуть надо. Но раз уж помер Михайло, стало быть, кому, как не мне, тот капитал блюсти да за чадом его безмозглым присматривать?
– Хорошо, – вдруг порывисто бросила Мария. – Я… сделаю, как ты хочешь…
В эту минуту у неё в голове промелькнуло то, что обычно в таких случаях думают запутавшиеся в сетях мерзавца люди: что сейчас надо согласиться для вида, а потом, как только представится случай, они вырвутся из чужой хватки и отомстят, дай только время… Сколько людей во все времена и во всех странах начинали свой путь вниз именно с этого!
– Но у меня одно условие…
– Усло-овие? – нарочито изумился Серьга. – И чего тебе надо? Говори, выслушаю…
– Ты отпустишь Николая и обещаешь не причинять ему вреда, – выпалила Одинцова, стараясь держаться как можно спокойнее.
Но предательски сорвавшийся голос выдал её.
С полминуты главарь молчал, а потом начал хохотать – весело и искренне.
– Ой, насмешила, Машутка… Обещание тебе дать! Не трогать Кольку твоего! Да ты сама посуди, какая цена слову-то моему, варнака да душегуба! Да и вообще… Неподходящий расклад выходит, беби, – продолжил он по-английски. – Ну вот, отпущу я Рашенза. Так что, он меня, да и тебя, если на то пошло, сдавать не побежит? Или того чище, следом не рванет, да на первом же привале нас, как оленей, не постреляет? Но даже если так и было бы, хотя и не такой твой Николай человек, есть еще одна закавыка…
Он достал из-за пазухи сигару в футляре, неторопливо срезал ножом конец. Затем вытянул из кармана серебряный увесистый флакончик, снял крышку, обнажив торчащий фитиль. Запахло керосином. Большим пальцем повернул колесико, и над приборчиком заплясал синеватый огонек. Поднес хитрое приспособление к гаване. Такой же, как курил отец… Затянувшись, пустил струю дыма прямо в лицо Маше, так что она невольно закашлялась.
– Крепко? – усмехнулся. – Ничего, привыкнуть придется. Мы теперь с тобой, Михална, долгонько будем… жить… – Похотливая ухмылка возникла на его губах.
– Так вот чего я хочу сказать, – словно спохватившись, продолжил он. – Ты теперь вроде как в нашей шайке, а в серьезных шайках порядок такой, – пока не покрестишься кровушкой, чтобы ходу назад не было, своим не станешь. Вот ты и порешишь Кольку своего, чтобы ходу назад не было, – закончил он просто и буднично. – Сейчас вот эту хибару подпалишь, и все…
Словно стопудовый удар низверг её в адскую бездну!
Мир повернулся вокруг, она лишь беззвучно хватала воздух ртом, не в силах ни кричать, ни умолять.
Серьга молча придвинулся к ней – она видела его глаза в глаза. И опять в его глазах ей почудилась, нет, не пресловутая злоба дикого зверя, о которой пишут авторы авантюрных романчиков, а что-то ещё… Будто это был не человек, а Некто или Нечто в облике двуногого существа… непобедимое и беспощадное. Так мог бы смотреть Тот, косматый и огромный, даже труп которого исходил инфернальной ненавистью к миру людей.
– Не говори ничего. Сделаешь, девонька, сделаешь, – не злобно, а даже с каким-то сочувствием молвил Серьга, словно отвечая на её немой вопрос. – Помню, в Неваде одна такая тоже брыкалась. Молоденькая вроде тебя. Так после того, как всего-то три раза сигарой титьки прижег, где деньги с побрякушками припрятаны, сказала.
Достав нож, он несколькими взмахами освободил её от пут. Машинально девушка принялась растирать запястья.
– Ну, не ломайся! – почти ласково сказал Тим. – Потом, ежели чего, в церкву тыщщу рублей пожертвуешь, и отмолят. Тем более не твой грех, а мой. Да и не ты убьешь, а огонь!
В его лице проскальзывала та безжалостная свирепость, с какой кошка играет с пойманной мышью.
– С зажигалкой обращаться умеешь?
Он захлопнул крышечку и протянул изделие девушке.
– Вот так. Сейчас к двери подойди да подпали. И все дела!
С ужасом, ледяным и убийственным, Маша смотрела на серебряный овал с выбитой на ободке сверху названием фирмы – «Cartier» и клеймом – туз червей, вписанный в ромб
[12]
.
Помотала головой.
– Тим, разреши мы с Ричем с сучкой поговорим, – вступил в беседу Джеф. – Будет как шелковая!
– Слышь, красавица, что парни хотят? – обратился Серьга к ней. – Я-то не хочу, больно они грубые, а мне тебя еще пользовать… всю жизнь, но сама понимаешь…
И вот уже она с ужасом увидела, ощутила, как тянется рука к зажигалке и как довольно ухмыльнувшийся Серьга вкладывает увесистое приспособление ей в ладонь…
Как берет за плечи и разворачивает к бараку фактории, а потом легонько подталкивает в спину: мол, ступай, не тяни…
Она рассмотрела подручных Тима-Тимохи – те стояли и тоже закуривали – один держал спичку у трубки второго, прикрывая огонек ладонью. Джеф прислонил ружье к колоде, Рич сунул револьвер за пояс. Ну да, чего им бояться, в самом деле?
И тут она вспомнила… И поняла, что надо делать! Одному Богу известно, каких усилий ей стоило не выдать себя выражением лица…
Вот она ступает по гальке подошвами старых мокасин.
Шаг, другой, пятый…
Вот падает зажигалка из онемевшей руки на камни.
Вот, как во сне, она опускается на колени и принимается слепо шарить в поисках ее по земле…
Вот, скрючившись, навалилась всем телом на злополучную зажигалку. Изо всех сил, всем телом, всем видом, всем существом изображала она охваченную ужасом, сходящую с ума от всего обрушившегося на неё девчонку…
Позади похохатывали Рич и Джеф, комментируя отчаяние глупой бабенки, потом послышался хруст гальки под тяжелыми шагами – Серьга, видать, решил привести в чувство свою жертву парой крепких оплеух. Но все это происходило словно за тысячу верст отсюда, пока рука Марии, скользнув под куртку в потайной карман, словно сама собой обхватила рукоять «диллинджера» и начала взводить курок.
