— Вы были моим другом… Вы согрели сердце, утратившее веру в небо и землю, уставшее жить, вы дали ему силу достигнуть единственного, чего оно еще желало от жизни, — мести. Поэтому я должен доказать вам мою благодарность, возвратив вам счастье. Вы должны узнать мрачную тайну, которая меня окружает.
Вильям пожал ему руку, говоря:
— Разве мое страдание утихнет, если я узнаю, что выстрадал другой?
— Слушайте! Не чужое страдание ободрит вас, но вы увидите, что ваша утрата не стоит страданий.
Близко подсев к кушетке и нагнувшись, он начал рассказывать Вильяму свою историю, как когда-то рассказывал ее Гастингсу.
Сэр Вильям выпрямился и мертвенно-бледный смотрел на капитана.
— И это правда, все правда? — спросил он, содрогаясь. — И Дамаянти так играла священнейшим чувством человека, она, олицетворение правды и чистой небесной красоты?
— Все правда, — подтвердил капитан, демоны умеют принимать образы небесных видений, чтобы очаровывать людей и потом губить их. Я — Аханкарас, я взрастил в моем молодом сердце любовь к Дамаянти, она стала единственной целью моей жизни, но она изменила мне из-за роскоши и богатства Нункомара. Этого ей оказалось мало: я, свидетель ее измены, живой укор ее преступления, я должен был исчезнуть из общества людей — они выбросили меня к париям, вытолкнули к зверям. Вы не знаете, сэр Вильям, вы не сын этой страны и не понимаете, что значит быть причисленным к париям. Всякое человеческое чувство умерло во мне, жила только месть. Она удовлетворена — Нункомар со стыдом и позором кончил виселицей… Дамаянти я столкнул в пламя в ту минуту, когда жизнь ей улыбалась и она лелеяла надежду околдовать новую жертву.
— Но она любила меня! — мучительно вскрикнул Вильям.
— Верьте, если хотите, — с горькой усмешкой отвечал капитан. — Думайте, что змея хочет вам подать цветок, когда она извивается у ваших ног. Вы поплатитесь за доверие, когда она вонзит в вас жало! Вы были ослеплены и очарованы змеей и не видели чистого цветка, предлагающего вам свою любовь, а я увидел и спас его для вас, когда она, видя ваше горе, сама хотела лишить себя жизни, не имеющей больше цены для нее. Я вырвал яд у Фатме.
— Фатме! — вскричал Вильям. — Что с ней?
Капитан вынул из кармана хрустальный флакон, говоря:
— В этом флакончике заключается смерть, которую искала Фатме, когда увидела, что вы даже не заметили ее. Я следил за ней и лишил ее возможности смерти… еще минута, и мы бы потеряли Фатме. Я знаю страшное действие этого яда. Я спас ее, для вас спас, сэр Вильям, и знаю, что вы впоследствии поблагодарите меня!
— Фатме, Фатме! — проговорил Вильям, закрывая глаза руками и падая на подушки.
— Великие силы неба, — сказал капитан, склоняясь над ним, — которых люди называют столь различными именами, царящие в ясном свете над земным мраком! Не дайте мне усомниться в вашей справедливости! Вы дали мне месть, а ему сохраните жизненные силы и счастье любви! Не дайте и ему сделаться жертвой демона, похитившего у вас небесный образ для адских деяний!
Капитан Синдгэм поспешил известить доктора дворца и вошел в комнату леди Гастингс. Марианна оставалась одна с Фатме, которая стояла на коленях, рыдая и склонив к ней голову. Марианна ласково уговаривала ее.
— Что такое? — испуганно спросила она, когда вошел капитан. — Что с сэром Вильямом?
Фатме тоже подняла голову, она забыла накинуть покрывало и со страхом смотрела на Синдгэма.
— Я спас его душу, — серьезно отвечал тот. — Он знает, что ничего не потерял, а избавился от пагубных чар ядовитой змеи, но силы его не вынесли страшных потрясений… Я спас его душу, спасайте его тело!
— Он болен! — воскликнула Марианна, а Фатме скрестила руки и подняла глаза к небу.
— Он только что оправился, искусство докторов может поддержать жизненные силы, но спасти его окончательно может только дружеское утешение и новое счастье.
— Только новое счастье может его спасти, — задумчиво проговорила Марианна. — Конечно, капитан прав… пойдем, дитя мое, иди со мной, мы вырвем его у смерти!
Она взяла Фатме и побежала с ней в комнату Вильяма, где доктор только что прописал лекарство. Фатме опустилась на стул, сложила руки на груди и не сводила глаз с бледного лица Вильяма, выражавшего сильное утомление, но полное спокойствие.
— Я останусь здесь, — сообщила Марианна. — Известите моего мужа, он позволит, конечно, чтобы я взяла на себя уход за нашим другом.
Прошло несколько дней, а Вильям все не приходил в себя. Он спокойно лежал, ровно дышал, не открывая глаз, не делая ни малейшего движения, но все-таки казалось, что силы его прибывают. Напряженное выражение лица постепенно исчезало, и он все более походил на спокойно спящего человека. Фатме глаз не сводила с больного, она точно стерегла жизнь в слабом теле любимого, прислушивалась к его дыханию и горячо молилась на языке своего народа, она забыла свою робость, сидя при капитане без покрывала.
Наконец однажды, когда золотые лучи заходящего солнца проникли сквозь легкие циновки, Фатме, находившаяся у ног больного, радостно вскрикнула и яркий румянец залил ее лицо. Марианна, сидевшая в стороне, в кресле, подбежала и увидела, что больной широко раскрыл глаза и с безграничным изумлением смотрел на Фатме. Казалось, что он из глубины души вызывает последовательность событий, так долго остававшихся закрытыми для него. Баронесса дала приказание сидевшей в передней служанке, и через несколько минут она принесла вину, которую Марианна положила на колени Фатме, и сказала:
— Спой, дитя мое, спой! Звуки скорее возвратят его душу к пониманию жизни.
Фатме опустила на струны свои изящные пальцы и запела тихим голосом одну из песен своего народа.
Вильям слушал. Дыхание его становилось глубже, взгляд тверже и яснее. Наконец сознание блеснуло в его глазах.
— Фатме, — чуть слышно прошептали его бледные губы. — Фатме…
Звуки песни стали громче, слезы полились из глаз Фатме, но губы улыбались и сквозь слезы сиял луч бесконечного счастья. Вильям еще раз прошептал имя Фатме, взор его выражал радость и благодарность молодой девушке. Он закрыл глаза, и глубокое дыхание равномерно стало поднимать его грудь. Марианна, стоявшая в стороне, шепнула Фатме, чтобы она продолжала пение, и звуки мягко лились по комнате.
Позвали доктора. Он посмотрел на больного, у которого появился легкий румянец на щеках, пощупал его пульс и сказал:
— Он спит хорошим здоровым сном, это лучшее лекарство для ослабевшего организма. Молодость взяла свое, я ручаюсь за его жизнь… Когда он проснется, вся болезнь пройдет!
Фатме опустилась на колени у кровати и вознесла горячую благодарственную молитву. И Марианна прошептала молитву.
— Надейся, дитя мое, — успокоила она Фатме. — Бог пошлет счастье тебе и ему.
Потом она пошла к мужу сообщить радостную весть о выздоровлении их друга. Фатме осталась у больного. Пришел капитан, и девушка молча протянула ему руку — он был уже не чужой ей, она знала, как он заботился о дорогой ей жизни, и они оба остались при больном, оберегая его сон и прислушиваясь к его ровному дыханию. Прошло много часов. Ночь миновала, утро наступило, когда наконец Вильям открыл глаза, и теперь в них светилась бодрость, здоровье и жизненная сила. Он пожал руку капитана.
