— Мне было бы очень жаль, — заявил он, — если бы в совете компании, а тем более при дворе моего повелителя, короля Англии, возникли когда-нибудь сомнения в дружеских отношениях короля Аудэ, что очень возможно после мятежа в Бенаресе.
— Сомневаться в моей дружбе? — удивился набоб. — Просто невозможно!.. Я самый преданный друг Англии во всей Индии!
Лицо его выражало ужас, руки дрожали…
— Я не имею таких подозрений, — снова заговорил Гастингс, — но они могут легко возникнуть, когда прочитают донесение и когда узнают об отказе оказать нам необходимую помощь.
— Какие донесения? — спросил Асаф-ул-Даула.
— Вашему высочеству разве неизвестно, — отвечал Гастингс, — что в войске, собранном против нас изменником Шейт-Сингом, оказалось много пришельцев из Аудэ.
— Это измена! — вскричал Асаф-ул-Даула.
— Ваше высочество совершенно правы, — это государственная измена. Воины, пришедшие из Аудэ сражаться против нас, большей частью убиты или бежали, но мы взяли нескольких в плен, и они показали, что их вооружили и послали очень знатные бегум из Байзабада, чтобы вместе с Шейт-Сингом подорвать могущество англичан и одновременно свергнуть с престола ваше высочество.
Улыбка заиграла на губах Раутона. Набоб вздрогнул, испуг и гнев отразились на его побледневшем лице.
— Моя мать и бабушка, возможно ли? — испугался он. Мимолетный огонь сверкнул в глазах Гастингса при последних словах.
— Как видите, ваше высочество, я бдительно охраняю вас, но одной бдительности мало, проступок, на который решились высокие бегум, вероятно по чужому наущению, должен быть серьезно наказан.
— Наказывать мою мать и мать моего отца?! — вскричал Асаф-ул-Даула.
— Высокие бегум неприкосновенны, само собой разумеется, — возразил Гастингс, — но тем не менее они должны понести наказание, которое одновременно может покрыть неизбежный расход вашего высочества. Для высоких бегум нужная нам сумма будет необременительна, но достаточна, чтобы отнять у них охоту к таким действиям.
— Вы правы, — живо воскликнул Асаф-ул-Даула, — заговор против меня не может пройти безнаказанно даже для моей матери и бабки.
— Высокие бегум, вероятно, менее виновны, чем окружающие их, — заметил Гастингс, — но они должны отвечать и за проступки их слуг, действовавших от их имени.
Асаф-ул-Даула вскочил и нежно обнял Гастингса, тоже немедленно вставшего.
— Вы преданный друг, и я никогда не смогу отблагодарить вас!
— Именно, чтобы доказать свою дружбу вашему высочеству, я сам и приехал, — сказал Гастингс почти с укором, низко кланяясь, — так как столь важные поручения нельзя доверять посланным.
— Какой посланный может заменить ваше превосходительство! — воскликнул Асаф-ул-Даула. — А теперь забудем политику и будем веселиться.
Он взял под руку Гастингса и повел его в столовую. Гастингс удовольствовался несколькими самыми простыми кушаньями и пил вино с водой. Скоро разговоры за столом стали громче и развязнее, только Гастингс оставался спокоен и холоден и с презрением смотрел на остальных.
По восточному обычаю, когда обед подходил к концу, гостей развлекали красивейшие танцовщицы из гарема набоба, исполняя разные танцы. Гастингс безучастно посмотрел на первый танец и, когда раздались громкие одобрения и танцовщицам стали бросать фрукты и конфеты, он встал:
— Прошу позволения вашего высочества удалиться. Я устал с дороги. Надеюсь, что мое отсутствие никого не стеснит, даже состоящих при мне офицеров.
Он слегка поклонился и вышел.
Веселье стало еще непринужденнее, танцовщиц позвали к столу…
Гастингс стоял у окна своей спальни и задумчиво смотрел на чудный вид, залитый светом луны.
— Христос с тобой, моя Марианна, — проговорил он, устремляя взор в прозрачную даль, — как стремится к тебе мое сердце, как я хотел бы смотреть тебе в глаза, слышать твой голос…
Он обратился в ту сторону, где сквозь легкую дымку виднелись золоченые купола дворцов Байзабада, его взгляд омрачился, и он склонил голову, но скоро опять гордо поднял ее и пробормотал:
— Нет, нет, ложное сострадание не должно смущать меня! Что значат две женщины, в тупом равнодушии проводящие жизнь! История идет своим ходом, и кто дерзнул управлять ее колесницей, тот не должен останавливаться, если под нею погибают отдельные личности!..
Он закрыл окно и спокойно заснул, а из комнат Асафа-ул-Даулы все громче раздавались веселые голоса.
VI
Капитан Синдгэм, прискакав в Калькутту, прошел к леди Марианне в дорожном платье. Он застал ее в кабинете, выходящем окнами в парк.
Она сидела одна, только две прислужницы-индуски стояли с опахалами, пока она читала книгу. Постоянное пользование этой услугой считалось не только потребностью, но и обязательным предписанием этикета для знатных женщин в Индии. И Марианна соблюдала по желанию мужа и на случай неожиданного посещения кого-либо все обычаи, установленные для женщин ее положения.
По возвращении из своей первой командировки капитан провел только несколько часов в Калькутте, так как по приказу Гастингса он немедленно последовал за ним в Бенарес. Тогда он только представился и мимоходом видел леди Гастингс и Маргариту. Радость, блестевшая в глазах Маргариты и пожатие ее руки доставили ему бесконечное счастье. Он обрадовался случаю немедленно уехать опять, так как ничего не мог сказать им о настоящей цели своей командировки, а тяжелые воспоминания, преследовавшие его, казались мрачными призраками между ним и Маргаритой. Теперь он приехал совсем, и новые впечатления сгладили прежние темные образы. С сильно бьющимся сердцем вошел он в комнату и с облегчением вздохнул, увидав Марианну одну. У него оставалось время приготовиться к встрече с Маргаритой и успокоиться, прийти в себя.
Марианна приняла его холодно, почти церемонно, так как даже ближайшие прислужницы не должны подозревать ее тревоги об отсутствующем муже, у которого она вполне научилась искусству владеть собой. Отпустив прислужниц, она подбежала к капитану, схватила его за руки и уже не смогла скрывать своего беспокойства:
— Вы вернулись, капитан… один?.. Что такое, какое известие вы привезли? Новая опасность?.. Если случилось несчастье, так говорите, я все перенесу, только не муки неизвестности и ожидания!
— Известия у меня хорошие, — отвечал капитан. — И ваш супруг твердо и уверенно идет к цели. Он был, правда, в серьезной опасности, но что это значит для человека с такой железной волей, как у него.
Марианна прижала руки к сердцу, и глаза ее наполнились слезами.
— Юг покорен, — продолжал капитан. — Мадрас свободен, мир с Типпо Саибом будет заключен, оттуда больше не грозит опасность. На севере ваш супруг только что покорил Бенарес и взял его под английское управление. Шейт-Синг бежал и, вероятно, сделался жертвой собственных слуг, а теперь губернатор находится в замке у Асафа-ул-Даулы, чтобы исполнить требование директоров в Лондоне и еще прочнее скрепить союз Аудэ с Англией.
