– Что за спешка, Марк? И куда?
– Мне назначена аудиенция у командора егерского корпуса свободного Элона, Гел.
– Будешь рассказывать?
– Да… Придётся рискнуть. Расскажу о революции в Грандуре и возможных последствиях для всех окрестных городов. Ну а подробности – по обстоятельствам, сам понимаешь, что не всё нужно выкладывать на стол сразу… Понадеемся, что Иса Ханеди не только человек неподкупный, но ещё и рассудительный, ответственный. Во всяком случае, лучше пообщаться с ним, а не с чинушами из ратуши.
– Не нравится мне всё это, – заворчал охотник за головами. – Что, если тебя схватят?
– Я и сам не в восторге от этой истории, однако другого выхода нет.
– Мы с Гикой последуем за тобой и постоим в ближайшем переулке! – заявил Геллерт тоном, не терпящим возражений.
Они не отступятся. Я кивнул.
– Подождите!
Мы недоверчиво глянули на девушку, опасаясь нового подвоха, но, поскольку глаза её были серьёзны, развернулись. Как жаль, что река не подходит к далёкому Балместри, не отправить её домой…
– Скажите, а столица присылает в города ревизоров? – спросила она.
– Ну да, присылает, чиновников из палаты сборов, – вспомнив, ответил я. – Как раз осенью. Они едут по городам и проверяют правильность расчёта налогов, уплачиваемых в столичную казну.
– Потому я и решила сказать! Ты говоришь, едут по всем городам? Тогда почему они не остановились в Бикаде и в Грандуре, ведь дело-то не быстрое? Во всяком случае, я их не заметила, да и вы не рассказывали, а ведь личности приметные.
– Кого ты имеешь в виду? – не выдержал Геллерт.
– Тех двух чиновников в чёрных костюмах, которые были с нами во время нападения призраков на таверну…
– «Старая Берлога» – обречённо произнёс я.
– Да! Я видела их на улице, когда ходила к галантерейщику.
Помнится, у меня была мысль, что они стали жертвами грабежа.
Куда там… Похоже, размечтался. Как бы теперь другие не стали их жертвами.
– Пора на аудиенцию, парни, события торопят!
Глава 11
О том, как экспедиция уходит в горы, где цель ближе, дорога трудней
Снег выпал.
Белые пятна раскинулись по земле.
Уходящая осень ещё пытается сопротивляться, снег нехотя тает – на улице около ноля, – но с серого неба постоянно валятся всё новые и новые заряды, тяжёлые, напитанные влагой снежинки летят отвесно, густо, неумолимо… Зима, спустившись с высоких гор, берёт своё и на равнине, осень проигрывает.
В салоне тепло, даже слишком, парки висят на крючках, из-за чего часть окошек закрыта. Тёплые штаны надевать рано. Но на облучке уже долго не посидишь, если только у тебя нет огромной медвежьей полости, как, например, у Гики.
Город остался позади. Какое-то время дилижанс тащился по дороге вдоль реки, пока не показался перекрёсток с полуразрушенным каменным столбом. Я даже с картой не сверялся, нам налево.
Это очень древняя дорога, наверное, потому и вымощена. Кое-где она заплыла потёками глины, есть и совсем чистые участки. На брусчатке след тает быстрей, в лесу копится между деревьями, сжимается, устраиваясь там надолго. Колёса стучали по камням, дилижанс то и дело било в мелкой тряске. Грустно как-то.
– Хороший город Элон, мне понравился, – неожиданно вспомнил Геллерт, вздохнув. Надо же, и его проняло.
Я оглянулся. Несмотря на раннее утро, на башнях Элона призывными маяками горели огни – видимость неважная, возможным путникам нужен маяк.
– А я стихи сочинила! – сообщила Лана. – И музыку.
– Вот это да! – обрадовался воин. – Стихи! Музыка! То есть это настоящая песня? Очень уважаю, читай!
– Марк, а тебе неинтересно?
– Отчего же, с удовольствием послушаю, меня Пречистый Ванк такими способностями не наградил… Гика! Отвлекись, послушай тоже!
Чуть скрипнула, приоткрываясь пошире, передняя дверь. Ничего, пусть проветрится.
– Но я сочинила только один куплет и припев!
– Остальное приклеится, – пообещал я. – Мы слушаем, дорогая.
Табуретки не было, и девушка начала напевать с места:
Снова горизонт дрожит,
Тают в серой дымке блики огней,
И опять со мной фургон закрытый
Да четвёрка лошадей!
Если за тобой погоня –
Это твой последний шанс…
Вынесут из боя кони
Старый добрый дилижанс!
Все захлопали. Жиденькие аплодисменты, зато от души.
– Чок-в-чок! Отлично спето, милочка, клянусь моим эфесом! – восторженно заорал охотник за головами. – Ничего себе, у нас в отряде есть певица! Не раз я слышал по вечерам в кабаках разные песенки: солдатские и рыбацкие, пошловатые и слезливые, про великие битвы и про скучающих у очагов матерей… А уж сколько их про несчастную любовь! Но эта – просто замечательна!
– Действительно, Лана, песня отличная, – сказал я. – И мелодия очень хорошая, пусть я и не очень в них понимаю… Ты молодчина!
– Лучшая из всех, что я слышал, – оценил Гика. – Она про нас всех. Чтобы понять её соль, надо самому сидеть на облучке, смотреть вдаль и находиться на чужой земле. Хозяин, тебе стоило купить девочке мандолину.
– Так кто же знал!
Взволнованная Лана стремительно краснела, было видно, что искренние бесхитростные оценки друзей пришлись ей по сердцу.
– Я прямо засмущалась…
– Все-таки удивительно, – не мог успокоиться Геллерт Де Вельд, – как Пречистый Ванк выбирает достойных, даря им такой божественный дар? Ну, посмотрите на меня! Велики ли мои умения? Крепко ударить мечом, вовремя закрыться щитом, пустить коня вскачь, вот и вся поэзия с музыкой!
– Голову кому-нибудь свернуть набок, – подсказал я.
– А! Хитро ли, даже ты сможешь, – небрежно отмахнулся воин. – Я ведь и писать толком не умею.
– Хочешь, научу? И быстро. Я умею! – предложила Лана.
– Ты не шутишь? Марк тоже, помнится, обещал, да ему всё некогда, весь в заботах и поисках, он же у нас учёный…
– Ничуть, можем начать прямо сейчас, всё равно делать нечего.
– Годится, согласен! – воскликнул обрадованный гигант и полез в свою сумку, где у него лежали бумага и грифель.
Я отвернулся и принялся смотреть в окно.
Слева к заброшенной дороге примыкало далеко раскинувшееся кладбище.
В городах оно чаще всего располагается на окраине или в центре города, реже – сразу за крепостной стеной. Не самый лучший вариант, но горожане хотят видеть родные могилы поблизости. Капище постепенно растёт, расширяется, пока не вступает в прямой конфликт с зоной жилой застройки, которой тоже требуется экспансия. Понятно, что живые люди свои интересы отстаивают гораздо лучше, нежели покойники; когда дома начинают подступать вплотную к могилам, делая дальнейший рост кладбища невозможным, усопших начинают хоронить в уже занятых местах. Бывали случаи, когда между погребениями в одной и той же могиле едва истекало полтора десятка лет… При новом погребении кости прежнего жильца вытаскивают и переносят в специальное подземное хранилище.
