Рыжий сдал задом к воде, где они тщательно протерли свои пушки и зашвырнули их в реку так далеко, насколько сумели. И только тогда Джекс извлек свой сотовый телефон, чтобы позвонить в клуб. Трубку снял Чаки, но, услышав в голосе Джекса нотки нетерпения и гнева, тут же позвал к телефону Бобби.
Закончив разговор, Джекс повернулся к Рыжему, по-прежнему сжимая телефон в руке:
– Теперь нам осталось только ждать.
– Как думаешь, может, стоит обождать там? – Рыжий подбородком указал на туристскую тропу. – На случай, если копы доберутся сюда раньше Шустрого…
Джекс набрал полную грудь воздуха и, выдыхая, кивнул, пытаясь разобраться, с какой это радости они угодили в такую жопу.
– Чё это было-то? – поинтересовался Рыжий, когда они зашагали вверх по тропе.
– Ты спрашиваешь, почему мы еще живы?
– Я спрашиваю, почему второй комплект русских не запустил второй комплект пуль в нашу сторону.
– Эта первая шобла хотела нас замочить, потому что думала, что мы убрали Путлова, – растолковал Джекс. – Может, вторым Путлов не нравился так же, как и остальным. Может, мы сделали этим мужикам одолжение.
– Я думал, мы решили свою русскую проблему, – заметил Рыжий, шаркая подошвами по земле. – Хотя бы на время.
– Экономический кризис, Рыж. Как только освобождается руководящее кресло, каждая задница хочет усесться в него вместе со всей родней.
– И чё нам с этим делать?
– Если нам хватит мозгов, – улыбнулся Джекс, – мы будем держаться подальше от их разборок в надежде, что эти дебилы поубивают друг друга.
3
Джон Карни углядел рыженькую ярдов за пятьдесят. Не то чтобы он был извращенцем или на манер того. Дьявол, да он и за юбками-то не гонялся уже лет двадцать, даже когда жена Тереза покинула его еще в четвертом году. У Карни была подружка-две-три, но с ними он всегда знакомился через друзей, напрочь не признавая онлайн-знакомств, а уж про цеплять баб в барах и говорить нечего.
О шалманах не может быть и речи, если он хочет удержать в кармане фишку, с которой не расстается пятнадцать лет
[5]
. Может, порой трезвая жизнь и скучновата, но лучше уж скука, чем вечный покой.
В последние годы дела Саммерлинской оружейной выставки-ярмарки пошли на спад, но он продолжал выставляться из верности Оскару Темплу – парню, заправлявшему ею с самого начала. И в этом году лояльность Карни окупилась – в первые два дня Саммерлинской выставки бизнес так и бил ключом. Американцев охватила паранойя, что их право на ношение оружия усекут или отнимут напрочь, а всякий раз, когда такое случается, бизнес идет в гору. Ничто так не способствует росту продаж, как разговоры о контроле за оборотом оружия.
Выставка расположилась в открытом поле на ранчо Оскара Темпла, у самой западной границы муниципальных владений Саммерлина, на расстоянии плевка от каньона Ред-Рок с одной стороны и на расстоянии не слишком долгой поездки от центра Лас-Вегаса с другой. Самый эпицентр туристских маршрутов, и любителям оружия его найти тоже нетрудно.
Рыжеволосая на типичную любительницу оружия не походила. И теперь, когда она подошла чуть ближе, он сообразил, что и рыжей-то ее толком не назовешь. Скорее уж земляничной блондинкой. Очаровательный оттенок.
Она рассекала толпу, как акула, озирая стенды и палатки лишь мимоходом, разглядывая лица продавцов куда пристальнее, чем оружие, которое они выставили на продажу. Солнце превратило ее прическу в красновато-золотистый ореол. Ее бутылочно-зеленая майка и облегающие линялые джинсы демонстрировали прекрасные формы, но Карни обратил больше внимания на уверенную и решительную походку, чем на полные груди или покачивающиеся бедра. В свои семьдесят пять он, несомненно, был отнюдь не чужд интереса к дамским прелестям, но солидные дамы всегда производили на него куда большее впечатление – даже если дама смахивала на девчонку.
Земляничная блондинка подошла к стенду Хэла Берлингейма, постучала костяшками пальцев по стеклянной витрине, чтобы привлечь внимание старика, и, задавая ему вопрос, выгнула бедро дугой. Улыбка – слащавая маска – появилась на ее губах, лишь когда он к ней обернулся, и так же быстро исчезла, как только она получила ответ на свой вопрос.
Повернувшись, Берлингейм указал на ряды продавцов стрелкового оружия.
И едва земляничная блондинка, обернувшись, взглядом отыскала Карни – и улыбнулась той же самой маскарадной улыбкой, – он понял, что Берлингейм указывал прямо на него.
Джон озадаченно нахмурился, когда девчушка зашагала в его сторону. Покупатели внимательно разглядывали его товар, а парень, спрашивавший, почему у него не выставлена на продажу снайперская винтовка «Барретт М82» пятидесятого калибра, начал сетовать на правительство, урезающее его права, но Карни игнорировал их всех.
Милашка неспешно фланировала к нему, но вальяжная походка ничуть его не обманула. Эта девица не из тех, кто слоняется просто так.
Выставив указательный палец на манер пистолета, она нацелила его в Джона:
– Вы будете Джон Карни?
Даже в этих простых словах он различил ирландский акцент, прозвучавший для него эхом прошлого. Его родители были родом из Каррикфергуса, чуть выше по побережью от Белфаста, и он сам до сих пор не до конца избавился от следов местечкового выговора.
– Я он и буду, да. Чем могу служить, мисс?
Барышня, добавил он про себя. Останься в нем еще хоть капля старой ирландской закваски, он назвал бы ее барышней.
Ее улыбка была смертоноснее стволов на его стенде.
– Мистер Карни, один друг сказал мне, что вы могли бы мне помочь, и я натурально надеюсь, что он был прав. На этом подвисло многое.
И тут Карни впервые заметил двоих мужчин, продвигающихся сквозь толпу вслед за ней, крейсируя без остановок, в точности как она. Крутые парни, почти такие же юные, как эта ирландская барышня, с гранитными взорами и сжатыми в ниточку губами. «Копы? – озадачился он. – Или наоборот?»
Желание предупредить ее всколыхнулось у него в груди, но затем он заметил, что барышня обратила внимание, как он бросил взгляд мимо нее, разглядела промелькнувшую в его чертах тревогу – и не придала этому ни малейшего значения.
Значит, они с ней.
Джон сдвинул брови. Кем бы ни была эта девица, она несет с собой беду. Она в каждом слове несет обаяние и мучительную до боли красоту своего культурного наследия, хотя явно его не заслуживает.
