После трех дней напряженных трудов ее жилище постепенно начало освобождаться от детей. Те из них, кто не мог или не хотел разъезжаться по домам, были устроены у ее родственников, но с ней по-прежнему оставались шестеро мальчиков, девочка, которая скоро превратится в девушку, четверо мальчишек из ее «войска» плюс двое племянников. Спасенные из Доббин-Хауса нуждались в особой поддержке, пусть даже ситуация, в которой они оказались сейчас, была не сравнима с прежней. Рожденные в темных и мрачных лондонских трущобах, эти дети привыкли к жестокостям жизни и не рассчитывали на лучшее – в отличие от своих сверстников, выросших в семьях с достатком. Но и у них оставались следы от душевных травм. Была бы ее воля, она бы всех, кто отправил этих бедняжек в ад, колотила собственноручно до тех пор, пока кожа на них не стала бы свисать лохмотьями.
Сделав глубокий вдох, Олимпия медленно выдохнула, чтобы в голове прояснилось. Восстановив внутреннее равновесие, она вдруг услышала кошачье мяуканье. Олимпия посмотрела вдоль узкого полутемного прохода между двумя ветхими зданиями. По доносившимся звукам она поняла, что это пищал котенок. Здравый смысл и пробежавшие по спине мурашки призывали быть осторожной. Но все соображения отступили на задний план, когда до нее опять донесся отчаянный писк маленького существа, оказавшегося в беде.
Она осторожно ступила в проулок. Очутившись в пространстве, ограниченном двумя стенами, Олимпия постояла, чтобы привыкнуть к царившему здесь полумраку. Первое, что она увидела отчетливо, был желтый пушистый комочек, висевший на веревке, привязанной к крюку, торчавшему из стены. Котенок неистово пытался вырваться из пут – он был подвешен за связанные веревкой задние лапы. Потрясенная такой жестокостью, Олимпия кинулась к нему.
Пока она придумывала, как добраться до конца веревки и распустить узел, из темноты переулка вынырнули двое мужчин. Они тут же бросились на Олимпию. Она словно меч выставила перед собой зонтик, но это заставило их остановиться совсем ненадолго. Тогда пришлось воспользоваться зонтиком как дубинкой. Размахивая им и таким образом удерживая нападавших на расстоянии, Олимпия решила сделать несколько шагов назад и выскользнуть из ловушки.
Но тут она вдруг оступилась, и это остановило ее отступление. Каблук предательски подвернулся на булыжнике, и Олимпия на миг потеряла равновесие, что позволило одному из мужчин схватить ее, а другому – ударить. Но она должна была биться, несмотря на острую боль. Удар только подстегнул ее решимость, и она принялась отбиваться от мужчины, державшего ее. Ошеломленный оказанным сопротивлением, тот отпустил ее. И теперь, преодолев свой страх, Олимпия показала этим негодяям, что могла драться ничуть не хуже любого мужчины. И пользоваться такими же грязными приемами.
– Ах ты, сука! – взвыл тот, что был повыше, когда Олимпия ткнула его пальцами в глаза. Он прикрыл лицо руками и завопил: – Она меня ослепила!
– Не ори, Уилл, – приказал второй, коренастый и мускулистый. – Не то сюда люди сбегутся, и тогда…
Он не успел договорить, потому что и сам громко завизжал – Олимпия ударила его коленом между ног. Согнувшись пополам, он отступил, а Олимпия развернулась, чтобы выскользнуть из проулка, однако в нее вцепился другой нападавший – тот, которого она ткнула в глаза. Судя по всему, этот уже прозрел и пришел в себя.
– Ты же говорил, что она благородная дама… – Мужчина задыхался, пытаясь удержать молотившую его кулаками Олимпию. – Миледи вроде уверяла тебя в этом. «Идите и убейте баронессу», – сказала она… Баронесса?! – Коротким смешком он выразил сомнение в том, что женщина, так отважно отбивавшаяся, могла считаться леди. – Я ведь чуть не остался без глаз! Нет-нет, она не из благородных.
– Заткнись, Уилл! – Второй мужчина подошел поближе и занес руку, чтобы ударить Олимпию еще раз. – Миледи хочет, чтобы эта тварь сдохла. От нее слишком много проблем, и с этим пора заканчивать. Она говорит, что ее сын должен оставаться в одиночестве. – Негодяй мрачно усмехнулся, глядя на Олимпию. – Так что, мадам, прощайте.
Все еще не отдышавшись, Олимпия уставилась на грязный кулак, который нацелился ей в лицо. Вырваться из крепкого захвата, что бы она ни предпринимала, ей не удавалось. Более того, мужчина, удерживавший ее со спины, положил ей подбородок на плечо, и теперь у нее не было никакой возможности ударить его в нос головой. Она почувствовала себя совершенно беспомощной – и возненавидела себя за это чувство.
Как раз в тот момент, когда Олимпия уже набрала полную грудь воздуха, чтобы позвать на помощь – единственное, что могло принести хоть какую-то пользу, – она неожиданно услышала звук, который всегда возникает от столкновения чего-то деревянного с человеческой плотью. Ей, повидавшей не одну драку, показалось, что кого-то крепко стукнули по голове. Бандит, который готовился ударить ее в лицо, вдруг пронзительно вскрикнул. С выражением величайшего изумления он медленно опустился на колени, покачался из стороны в сторону – и рухнул на землю. А над ним возвышался Эйбел со здоровенной дубиной; на лице его застыло выражение какого-то дикого упоения. И почти в тот же миг Олимпия услышала еще два удара, а затем – ужасающий треск костей. Второй мужчина закричал и упал, хватаясь за ноги.
От неожиданности Олимпия потеряла равновесие и грохнулась на четвереньки. Взглянув на стонавшего от боли бандита, она поняла: по крайней мере одна нога у него была сломана. Внезапно перед ней возникли Дэниел и Дэвид. Отбросив в сторону дубину, которой он, судя по всему, и переломал ноги бандиту, Дэвид присел на корточки и спросил:
– Вы серьезно пострадали, миледи?
– Нет, не очень. – Олимпия поднялась с его помощью. – А как котенок?
– Котенок? – Дэвид внимательно оглядел проулок и наконец увидел висевшее на веревке животное. – Ах, бедняжка! Приманка, да?
– Да. И его нужно снять, – заявила Олимпия.
Все тело у нее ныло и болело, потому что нападавшие особо с ней не церемонились, но она все равно вернулась туда, где висел котенок, который еще оставался жив, но уже перестал бороться и только изредка вздрагивал. Голова у Олимпии кружилась, и ее тошнило, но она не могла оставить животное в беде. К тому же перед ней было доказательство: кто-то потратил время на то, чтобы как можно больше узнать о ее привычках и слабостях. И она поклялась, что запомнит этот случай, а потом придумает, как поступит в ответ.
С помощью мальчишек она подобрала шаль и завернула в нее котенка, когда Дэвид и Эйбел отвязали от крюка конец веревки, а Дэниел осторожно распустил петлю, стягивавшую задние лапы бедняжки. Вместе с мальчиками она сложила в сумку разбросанные вещи и заставила себя двинуться в сторону Уоррена.
– Может, наймем экипаж? – Эйбел взял ее под руку, так как она еле держалась на ногах.
– Нет, ведь нам недалеко, – сказала Олимпия.
– А может, вызовем парней с Боу-стрит, чтобы они связали тех негодяев, что напали на вас? – предложил Дэвид, поддерживавший ее с другой стороны.
– Займемся этим позже. – Когда вдали показались стены Уоррена, Олимпия была готова броситься к ним бегом, чтобы побыстрее оказаться в безопасности, которую обещал родной дом.
