Вампир взглянул вверх, в глаза превосходящего его ростом человека, и его губы раздвинула легкая улыбка.
— Потому что я распознаю достойного человека при первой же встрече.
«Достойного человека». Селуччи закрыл за своим соперником дверь и задумался. «Этот чертов ублюдок обращается со мной как с несмышленым сопляком!»
* * *
Если бальзамирование было проведено, кровь должна быть выкачана из тела и заменена химическим раствором, предназначенным для дезинфекции и консервации, то есть, скорее, для подавления жизни, нежели для ее поддержания, и, согласно свидетельствам обоих, Вики и Селуччи, владелец похоронного бюро, пребывал в уверенности, что так оно и было. Таким образом, Марджори Нельсон никак не смогла бы встать из гроба и выйти в ночь. Обстоятельства ее смерти также никоим образом не предполагали каких-либо изменений в ее состоянии.
Генри припарковал «БМВ» и помедлил мгновение, всматриваясь в темноту, на все сто процентов уверенный, что не обнаружит в зале для траурных церемоний ничего такого, на что бы не обратила уже свое внимание полиция. «Но ведь я пошел не за информацией, я собираюсь помочь Вики». Оставляя ее провести ночь наедине с Майклом Селуччи.
Вампир покачал головой и вышел из машины. Воспользуется ли Селуччи этим преимуществом или нет, значения не имеет. Вики исключила из своей жизни все, что не имело отношения к ее цели найти личность или группу личностей, выкравших тело ее матери, и нуждалась в помощи, испытывая глубокую скорбь, в которой не желала признаваться. Он любил эту женщину и потому не мог ей лгать. Он должен проникнуть в похоронное бюро, дабы убедиться в том, что уже знал, и позволить ей без всякой тени сомнения расстаться с единственным возможным объяснением.
Но сначала ему необходимо было насытиться.
У Вики не оставалось сил, которыми она могла бы поделиться, и в то же время его искушало желание доказать Селуччи свою власть, хотя этому Фицрой давно научился противостоять. Сверх того, насыщение предполагало некую интимность, которой он вовсе не желал, и поэтому для того, чтобы получить его от Майка, нужно было прибегнуть к некоторым ухищрениям, на которые у него просто не было времени.
Повернувшись лицом к ветру, Генри вдыхал ночной воздух. Позади него, в середине квартала, заливалась яростным лаем собака. Он не обращал на нее никакого внимания; его не интересовала территория, на которую заявляла свои права собака. Вот здесь. Ноздри вампира раздулись, почуяв запах, и удержали его. Он принялся разыскивать его источник.
Раскрытое окно оказалось на втором этаже. Фицрой легко смог его найти: на мгновение он превратился еще в одну тень, промелькнувшую для глаз простого смертного слишком быстро, чтобы кто-либо осознал, что увидел ее. Оконная сетка также не составила, для него препятствия.
Генри продвигался настолько бесшумно, что двое молодых людей в постели, с лоснящейся от пота кожей, дышавшие в едином мучительном ритме, не осознали его присутствия, пока он сам этого им не позволил. Светловолосый увидел его первым и успел издать неразборчивое восклицание, прежде чем оказался во власти охотника. Услышав его, второй обернулся, и его могучая мускулистая рука взметнулась вверх.
Генри позволил запястью коснуться своей ладони, сомкнул на нем пальцы и засмеялся. Утонув в глубине его карих глаз, молодой человек нервно сглотнул и затрепетал.
Кровать прогнулась под тяжестью третьего тела.
Он превратился в некий элемент распространения их страсти, бешено нараставшей и усиливавшейся, пока наконец она не воспламенилась и не проникла в нервные окончания, после чего смертные погрузились в полыхающую жаром бездну.
Вампир ушел тем же способом, которым, воспользовался при входе. Утром они обнаружат, что задвижка оконной сетки взломана, но не будут иметь ни малейшего представления, почему это произошло. Их единственное воспоминание об его участии в их наслаждении будет заключаться в том, что ночь за ночью они будут пытаться воссоздать накал страсти, которой он их одарил. Он пожелал им успеха в этих бесплодных попытках.
Гроб еще не вынесли из часовни. Генри пристально рассматривал его сверху. Он так и не смог понять, зачем люди покрывают дерево серо-голубой тканью и помещают бездушную плоть в дорогие, красивые ящики, надежно защищающие от гниения и разложения. В его время полагалось соблюдать церемониал погребения, который был значительным событием: траур, выражения скорби; продолжительный и сложный ритуал последнего прощания. Усопшим на местах погребения воздвигались грандиозные монументы, чтобы живые почитали их память. «Чем был плох, — задумался вампир, подходя ближе, — простой деревянный ящик?» Он сам был погребен именно в таком.
Мешки с песком были убраны, но их отпечаток все еще сохранялся на атласной подушке. Фицрой покачал головой и подошел поближе. Внезапно он замер, погрузившись в воспоминания. Когда он в последний раз склонялся над гробом, который тоже не должен был оказаться пустым, ему едва не пришлось утратить свою душу. Но древний египетский маг, назвавший себя Анвар Тауфик, никогда и не был мертвым, а Марджори Нельсон несомненно умерла.
Внутри он почувствовал слабый намек на мать Вики. Генри целый день провел среди сохранивших ее запах вещей и мог с легкостью опознать его след, все еще цеплявшийся к ткани под налетом запахов, оставшихся после дневного расследования. Распрямившись, он почувствовал уверенность в том, что какие бы поступки ни совершала Марджори Нельсон в своей жизни или после смерти, она не встала из гроба таким же образом, как подобные ему создания.
Но здесь, тем не менее, было что-то.
На протяжении столетий Фицрой вдыхал запах смерти во всем множестве ее разновидностей, но эта смерть, этот слабый намек, который смогло уловить обостренное обоняние вампира, был ему не знаком. Такого вида смерти он не знал.
Глава 5
— Доктор Брайт, только взгляните на это! Определенно, мы подбираемся к модели независимости ритмов головного мозга.
— Ты уверена, что это не эхо от сигналов, которые мы ввели в ее программу?
— Совершенно уверена. — Кэтрин постучала по распечатке ногтем. — Посмотрите на этот пик. И вот на этот.
Дональд склонился над плечом доктора и принялся рассматривать широкую бумажную ленту самописца.
— Электронная отсебятина, — объявил он. — И после тридцатичасовой записи процесса, который можно назвать «такова твоя жизнь», — я ничуть этому не удивлен.
— Возможно, ты прав... — Доктор Брайт провела рукой по каждому пику на диаграмме, и какая-то туманная улыбка изогнула краешки ее губ. — Но с другой стороны, может статься, мы действительно столкнулись с чем-то значительным. Кэтрин, мне кажется, следует открыть герметичный бокс.
Оба аспиранта от неожиданности резко повернулись и в изумлении воззрились на своего руководителя.
— Слишком рано, — возразила девушка. — Обычно мы даем бактериям как минимум семьдесят два часа...
