* * *
За все семнадцать лет Генри никогда не оказывался в такой полной тьме, и, вопреки запомнившимся заверениям Аннабель, начал поддаваться панике. Паническое состояние лишь возросло, когда он попытался приподнять крышку склепа и обнаружил, что не может сдвинуть ее с места. Над ним оказался не каменный свод, а грубо оструганная древесина, столь тесно сковавшая его со всех сторон, что грудь, вздымавшаяся и опадавшая при дыхании, задевала доски.
Он не имел ни малейшего представления, как долго здесь находился, парализованный ужасом; яростный голод был готов разодрать его внутренности, но ему удавалось сохранить разум посредством...
* * *
— Нет. — У него хватило сил протестовать всего лишь шепотом, недостаточным, чтобы стереть воспоминания. Ужас, охвативший его при первом пробуждении, когда он оказался погребенным не в усыпальнице их семейства, а в обычной могиле, почти растерзанный голодом, и теперь мог овладеть им полностью, если он ему это позволит. — Вспомни все, что осталось, если ты вообще в состоянии хоть что-либо вспоминать.
* * *
...Он слышал, как вонзалось в землю над ним лезвие лопаты, шум, в сотни тысяч раз превышавший тот, каким он, скорее всего, должен был ощущаться.
— Генри!
Голод резко выплеснулся в направлении голоса, вынося его на гребне волны.
— Генри!
Его имя. Это она его звала. Он ухватился за звук, ставший единственный его надеждой.
— Генри, ответь мне!
Хотя голод захлестывал его сознание, он сумел выговорить:
— Аннабель...
Затем, протестуя, взвизгнули гвозди, и откинулась крышка гроба. Бледные руки, сильные, нежные руки обвили его, сдерживая рвущуюся наружу ярость. Грубую домотканую холстину сорвали с него, обнажив алебастровую кожу, она прижала его к груди, и он смог насытиться кровью, изменившей его природу, защищенный от света шелковым занавесом черных как смоль волос.
* * *
Он не мог освободиться.
Четыреста пятьдесят лет тому назад его спасла любовь женщины.
Он не должен поддаваться отчаянию.
Но Аннабель на то, чтобы найти его, понадобилось три дня...
«Вики, приди ко мне. Прошу тебя. Я не смогу пережить это снова».
* * *
Коридоры всегда были безлюдны, пусты и тускло освещены, когда она проходила по ним; лишь звук шагов отдавался гулким эхо. «И сегодня вечером все точно так же, — твердо говорила себе Дженис Брайт, уверенно шагая вперед. — Они так же пусты. Из звуков слышны только мои шаги. А тени означают лишь отсутствие света».
Но теперь она ощущала движение воздуха в тех местах, где никогда его прежде не замечала, и все здание словно излучало ауру неизбежной обреченности.
«Это не только мелодраматично, но и попросту смешно». Женщина украдкой обтерла повлажневшие ладони и сконцентрировала взгляд на следующей группе светильников. Она не будет поддаваться страхам, с ней этого никогда не было, и она не собиралась подчиняться им теперь.
Кто же теперь находится в герметичном боксе номера восемь?
Имелось множество различных и весьма основательных причин, объясняющих, почему именно сегодня Дональда Ли целый день не было видно; расследование, предпринятое Вики Нельсон, было только одной из самых очевидных. Дональд, очаровательный, талантливый и недисциплинированный, никогда не испытывал особых трудностей, чтобы подыскать причину, по которой ему необходимо было взять отгул.
Так кто же теперь находился в герметичном боксе номера восемь?
Перед ее мысленным взором по-прежнему мелькал бумажник Генри Фицроя, брошенный поверх стопки одежды.
Кто был в герметичном боксе номера восемь?
Существовал лишь один способ выяснить этот вопрос.
Свернув за угол, доктор Брайт смогла различить очертание двери, ведущей в лабораторию. Свет не проникал ни в одну из щелей; им пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться такого результата.
«Видимо, Кэтрин и Дональд находятся в лаборатории. Спорят по пустякам, как обычно. Или он наблюдает за тем, как она работает, соря этими проклятыми конфетными обертками по всему полу в моей лаборатории».
Она взялась за металлическую дверную ручку, ощутив под пальцами холодную нержавеющую сталь. Нержавеющая сталь. Как на герметичных боксах.
Сердце застучало. Металл мгновенно нагрелся под судорожно стиснутыми пальцами. Прошло пятнадцать секунд. Двадцать. Сорок пять. Женщина не могла повернуть ручку. Похоже было на то, что нарушились связи между мозгом и рукой. Она знала, что ей нужно делать, но тело отказывалось повиноваться.
Губы сжались в тонкую нить, и она отдернула ладонь от дверной ручки. Предательство такого рода должно быть пресечено в корне. Доктор Брайт несколько раз глубоко вздохнула, чтобы привести в норму дыхание, и затем одним движением взялась за дверную ручку, решительно повернула ее, открыла дверь настежь и вошла в комнату.
Освещение оказалось выключенным. Она увидела в дальнем конце комнаты мелькание зеленых и красных неоновых лампочек — указателей потребляемой мощности, — и ничего другого. Вытянув вперед левую руку, женщина нащупывала путь вдоль стены, звук ее дыхания смешивался с жужжанием работающего оборудования. Выключатели располагались справа от двери. Повернуться спиной к помещению казалось совершенно немыслимым.
Пальцы коснулись стальной пластины, отдернулись, затем продолжили ощупывать стену, пока наконец не дотронулись до пластмассового язычка выключателя.
Секундой позже доктор Брайт моргнула: внезапно вспыхнуло бело-голубое свечение люминесцентных светильников.
Жужжание, доносившееся из дальнего конца комнаты, показывало, что автоматически управляемый герметичный бокс номера восемь, теперь, понятно, уже не номера восемь, продолжал функционировать. Два других бокса исчезли, а с ним пропал и переносной аппарат для диализа, а также один из компьютеров. При быстром осмотре оказалось, что отсутствуют и некоторые другие, меньшие по размерам устройства, и дурное предчувствие мгновенно сменилось яростью. Страшно разозленная, доктор Брайт решительным шагом пересекла помещение и остановилась перед оставшимся компьютером. Он был включен.
— Ах ты мерзкая сучка!
Сообщение на экране монитора было кратким и четким.
«Я спрятала мистера Фицроя. Вы снова получите его, когда согласитесь, что номера девять и десять могут продолжить свое существование до естественного конца. Я сохранила единственную копию сегодняшних результатов. Свяжусь с вами позже. Кэтрин».
Видимо, она спрятала не только вампира, но также и номера девять и десять.
— Будь ты проклята! Должно быть, задумала все это, как только я повесила трубку.
Это может нарушить все ее планы на будущее! Если Кэтрин не всплывет снова и немедленно, весь план будет так же мертв, как...
