9 июня Брусилов приказал своим войскам отойти на рубеж Карне-Пржистане-Жедлец-Ярычув-Бобрика. После боев на этом рубеже Брусилов 14 июня внезапно отвел почти все свои силы за реки Западный Буг и Солокия, поставив в трудное положение упорно оборонявшиеся в районе Рава-Русской и южнее Львова войска 3-й и 11-й армий.
Плохо организованный, близкий к паническому отход 8-й армии вызвал недовольство командующего Юго-Западным фронтом. В своей телеграмме в Ставку от 14 июня он отмечал, что отход 8-й армии принял «какой-то стадный характер», что воля ее начальников подавлена противником и они потеряли чутье при оценке обстановки. В ответ Брусилов 15 июня направил телеграмму начальнику штаба Ставки генералу Н. Н. Янушкевичу о том, что после высказанных упреков в адрес командования 8-й армии ему невозможно оставаться в своей должности. Того же дня Верховный главнокомандующий направил Брусилову телеграмму следующего содержания: «Ознакомившись с телеграммой генерал-адъютанта Иванова, уверен, что Вы приложите все силы, чтобы осуществить указания главнокомандующего (командующего фронтом. – Авт.) и сохранить всегда доблестно дравшуюся 8-ю армию». Правда, при этом он известил Иванова, что полностью согласен с его выводами.
Но, как видно, Брусилов и сам понимал свою вину за не совсем хорошо организованный отход его армии. Именно поэтому буквально на следующий день после получения телеграммы от Верховного он поехал в Ровно, в штаб фронта, для объяснений с Ивановым. Прибыв туда, он был встречен новым начальником штаба фронта генералом С. С. Савичем, с которым постарался объясниться. Его раньше Брусилов не знал, но уже на основании первой встречи с этим человеком «вынес убеждение, что это – тип так называемой лисы патрикеевны и что мне и в будущем ничего приятного в сношениях с этим штабом не предстоит».
Затем Брусилов встретился с генералом Ивановым, который принял командующего 8-й армией довольно любезно, и Брусилову даже показалось, что он был несколько смущен. Он сказал, что совершенно не понимает, чем Брусилов на него обижен, так как его критика касалась не командующего, а его штаба. На это Брусилов ответил, что его штаб находится под его непосредственным начальством и сам по себе ничего штаб делать не может. В заключение Брусилов сказал, что сможет оставаться командующим армией только в том случае, если будет пользоваться полным доверием командующего фронтом, и прямо спросил о том, пользуется ли он таким доверием.
Руководство боем.
Иванов уклонился от прямого ответа на поставленный вопрос. Вместо этого он начал рассказывать разные эпизоды из Японской кампании, которые не имели отношения к делу. Он говорил также, что у него нет оснований не доверять командующему 8-й армией и что лично против него ничего не имеет.
Но Брусилов поехал в Ровно совсем не для того, чтобы окончательно рассориться с Ивановым и настоять на своем освобождении от должности командующего армией. В воспоминаниях он пишет: «Оснований для ухода с моего поста я не получил, да мне, в сущности, и жалко было покидать армию в то время, когда наши дела были плохи и когда мы обязаны были напрячь все наши силы, чтобы спасти Россию от нашествия». Поэтому, пообедав в компании Иванова и Савича, Брусилов в тот же день вернулся в штаб 8-й армии. Вечером он написал очередное письмо жене, в котором, между прочим, указывалось: «Я ездил в Ровно объясняться с Ивановым. Окончилось примирением».
В Петербурге военные неудачи российской армии на австро-германском фронте в 1914 и 1915 годы, как правило, объяснялись слабостью Верховного командования. Причем говорили об этом на всех уровнях – от улицы до коридоров Зимнего и Царскосельского дворцов. Поэтому неудивительно, что император Николай II все чаще приходил к мысли о необходимости лично возглавить вооруженную борьбу России с врагами во всех ее проявлениях. Перед ним были примеры Петра Великого, Александра I и Александра II, которые во время войны были вместе со своей армией. Со временем, по мнению императора и его ближайшего окружения, это стало особым выражением отношения царя в своему долгу перед подданными и Отечеством. И Николай II не смог не поддаться искушению.
В августе 1915 года он принял ответственное решение.
«Вечером 4 августа после обычного доклада, – вспоминал бывший тогда военным министром А. А. Поливанов, – государь высказал мне намерение вступить в верховное командование армиями. На возражение о трудностях, сопряженных с таким намерением, император ответил:
– Я много размышлял по сему поводу, принятое мною решение является вполне твердым».
События последующих дней до вступления Николая II в должность Верховного главнокомандующего мало чем отличались от обычного уклада его жизни.
11 августа у императора состоялись встречи и обстоятельные разговоры с министром иностранных дел С. Д. Сазоновым, председателем Государственной думы М. В. Родзянко и новым военным министром А. А. Поливановым. Обсуждались меры, связанные с вступлением императора в должность Верховного главнокомандующего. Сазонов и Поливанов были против, Родзянко, почувствовав ослабление контроля над Государственной думой, занял явно выжидательную позицию.
Схема 6. Кампания на Восточноевропейском театре 1915 г.
После этого несколько дней Николай II в кругу семьи обдумывал результаты этой беседы, не встречаясь ни с кем из ответственных министров. 15 августа он снова пригласил к себе А. А. Поливанова и министра Императорского двора В. Б. Фредерикса. На этот раз вопрос о вступлении в верховное главное командование уже не обсуждался, а обговаривались только отдельные детали. При этом если военный министр уже внутренне был готов к такому разговору, то 75-летний Фредерикс выглядел явно подавленным.
18 августа император снова пригласил к себе А. А. Поливанова, с которым проговорил ряд вопросов, связанных со снабжением армии на ближайшее время. По тому, что впервые вопросы военных поставок рассматривались не в целом, а по направлениям, у военного министра сложилось мнение, что император старался увязать их со стратегическими планами ближайшей кампании.
20 августа, после обеда, по настоянию большинства министров Николай II собрал в Царском Селе совет для того, чтобы выслушать тревожившие его членов мысли. С горячими речами выступило большинство министров, убеждая государя отказаться от задуманного. Они указывали на то обстоятельство, что положение на фронте не является следствием просчетов великого князя Николая Николаевича, отмечали те опасности, которые могут возникнуть с оставлением государем столицы при нарушенном равновесии в стране.
Заседание продолжалось до 23.30. По воспоминаниям его участников, Николай II с усталым видом выслушал речи министров и в заключение кратко произнес:
