В течение дня 22 июня командир корпуса неоднократно пытался связаться с командующим 8-й армии с тем, чтобы уяснить обстановку и получить конкретную задачу. Но связь постоянно нарушалась, а командующий армией сам плохо ориентировался в происходящем и отделывался общими фразами. Поэтому в конце 22 июня командиры соединений от командира корпуса получили указания на предстоящий день типа: «артиллерию на позицию, быть в готовности разгромить противника».
В ночь на 23 июня наконец-то был получен приказ штаба 8-й армии, в котором 12-му механизированному корпусу совместно с 3-м механизированным корпусом была поставлена задача – в 4 часа утра 23 июня нанести контрудар по вклинившемуся противнику. В это время обозначилось два направления вклинения противника в оборону армии: севернее и южнее Шауляя. По какой группировке наносить контрудар, указано не было.
Тем не менее, командир 12-го механизированного корпуса в соответствии с приказом командующего 8-й армией принял свое решение. В соответствии с этим решением 202-я моторизованная дивизия должна была обороной воспретить дальнейшее продвижение противника, а танковые дивизии во взаимодействии с 3-м механизированным корпусом провести контрудар и уничтожить вклинившуюся группировку противника, которая двигалась южнее Шауляя. При этом получалось так, что контрударные танковые дивизии должны были наступать в полосах, отдаленных друг от друга на 15 километров, а общее протяжение фронта, на котором должен был действовать корпус (включая и оборону 202 моторизованной дивизии) составлял более 60 километров. Это создавало большие трудности для организации взаимодействия войск.
Для осуществления контрудара боевой порядок корпуса строился в один эшелон с выделением в резерв 10-го мотоциклетного полка. Фронт наступления танковых дивизий планировался 8 – 10 километров, что позволяло иметь плотности до 30 боевых машин на один километр. Глубина контрудара должна была составлять порядка 45 километров.
Принимая решение на контрудар, командир 12-го механизированного корпуса не знал обстановки перед фронтом его соединения, а командующий 8-й армией также не мог восполнить этот существенный пробел. К тому же исходное положение для танковых дивизий находилось на удалении до 35 километров от противника, и за время выдвижения соединений обстановка также могла еще неоднократно меняться.
Времени на подготовку контрудара было недостаточно. Так, командир 28-й танковой дивизии получил приказ только в 1 час ночи 23 июня. На совершение марша требовалось 2–3 часа. На исходный рубеж было приказано выдвинуться к 4 часам утра, а контрудар начать в 5 часов утра. При таком расчете времени на всю подготовительную работу оставалось около 30 минут. Поэтому до командиров дивизий боевые задачи были доведены только в самых общих чертах.
Командиры дивизий, получив такие боевые задачи, также не могли принять грамотного решения и потребовать от подчиненных их выполнения. В частности, это хорошо понимал командир 28-й танковой дивизии И.Д. Черняховский. В боевом донесении он неоднократно подчеркивал, что не знает ни сведений о характере действий противника, ни задач соседей, ни конкретных боевых задач его соединения и даже того, куда направлять раненых.
Но штаб корпуса и сам находился в очень трудном положении. Быстрое изменение обстановки в полосе армии и отсутствие твердого руководства со стороны командующего и штаба объединения заставляло постоянно корректировать принятые ранее решения. Это приводило к отдаче командирам дивизий распоряжений, которые нередко противоречили друг другу. Взаимодействие между дивизиями организованно не было, поэтому каждая из них должна была действовать самостоятельно. Огневая подготовка и поддержка действий дивизий была слабой, авиационной подготовки и поддержки не было вовсе. Инженерное обеспечение контрудара не планировалось и не осуществлялось.
К тому же оперативность управления была очень низкой. Командный пункт командира корпуса с утра 23 июня располагался от танковых соединений на удалении до 25 километров, а от исходного положения для атаки 28-й танковой дивизии – в 50 километрах. Связь с частями корпуса до начала контрудара была проводной, а с его началом планировалась по радио и делегатами связи. Для этого в корпусе имелось 6 радиостанций, установленных на танках, 3 радиостанции на бронемашинах и 2 полевые радиостанции. Однако на деле эти радиостанции использованы не были, так как все они были переданы в распоряжение оперативной группы, которая убыла на командный пункт, а «радиоданные остались в штабе корпуса», находившегося на удалении до 70 километров от исходного положения дивизий в 40 километрах от командного пункта. Кроме того, имела место слабая подготовка радистов для работы в движении.
Получив боевой приказ, части 28-й танковой дивизии совершили 50-километровый марш и в исходном районе для контратаки сосредоточились к 10 часа 23 июня, то есть с опозданием на 5 часов против указанного времени. Только здесь выяснилось, что горючее в танковых баках на исходе. Для его доставки потребовалось еще три часа, еще час происходила заправка. Таким образом, к наступлению 28-я танковая дивизия была готова только к 14 часам дня.
Части 23-й танковой дивизии на момент получения боевого приказа находились в распоряжении командира 10-го стрелкового корпуса, который поставил ей задачу провести контратаку во фланг группировке противника, охватывавшую Шауляй с севера. Для выполнения этой задачи в 11 часов дивизия начала совершать марш в готовности ввода в бой в 13 часов, а ее передовые части вступили в боевое соприкосновение с противником.
В 12 часов 30 минут командиром 23-й танковой дивизии было получен новый приказ от командующего армией на участие в контрударе совместно с 28-й танковой дивизией. Для того, чтобы выполнить этот приказ, потребовалось не только повернуть колонны дивизии в обратном направлении, но и вывести из боя ее передовые подразделения. Поэтому не удивительно, что в исходный район для контрудара дивизия вышла только в 18 часов, то есть с опозданием на 13 часов.
Также следует напомнить, что на маршрутах движения, которое происходило в дневное время, обе танковые дивизии постоянно подвергались ударам авиации противника с воздуха, часть танков на марше остановилась из-за неисправностей, а часть заблудилась. Поэтому намеченный контрудар проводился ослабленными соединениями, разобщенными по фронту и по времени. На успех такого контрудара рассчитывать было трудно, а точнее – невозможно.
Проведение контрудара в книге С.А. Гладыша и В.И. Милованова «Восьмая общевойсковая» описано следующим образом:
«28-я танковая дивизия начала движение на рубеж развертывания. Впереди и на флангах в предвидении встречного боя двигались дозоры боевого охранения из бронемашин и легких танков. За ними шел головной отряд под командованием командира 55-го танкового полка майора Б.П. Попова. Затем двигались главные силы этого полка во главе с командиром майором С.Ф. Онищуком. Колонну дивизии замыкал 56-й танковый полк майора Герко.
Поздно вечером 23 июня ожесточенный бой с противником разгорелся за местечко Калтиненай. По приказу командира дивизии полковника Черняховского с фронта противника атаковали 23 танка майора Онищука, с фланга – 13 танков майора Попова. Совершив обходной маневр, танки Попова ударили по врагу и с тыла. Один из вражеских снарядов попал в танк Попова, танк загорелся, но экипаж продолжал расстреливать и давить вражеских солдат гусеницами. В этом бою Попов был тяжело ранен и умер на поле боя. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1941 года ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Это был первый Герой среди воинов не только 8-й армии, но и всего Северо-Западного фронта…
