– Генри позаботится обо всем, это в его интересах. Я тебя спрячу на это время. Пошли, – он берет меня за руку.
Я готова идти за ним куда угодно, но все же предупреждаю:
– Убийца мог прийти не один.
– Мы выйдем через другой вход. У меня здесь, как у лисы в норе.
Прежде чем покинуть дом, я поднимаю выпавший пистолет Боба. Оружие мне не помешает. Узкая лестница выводит нас на задворки. Возле кирпичной стены грязно, в зловонной луже отражается луна. За контейнерами с мусором возятся не то коты, не то крысы. Близость людей их совсем не пугает.
Уже оказавшись в машине, я наклоняюсь к Роберту и целую его в щеку. Он отвечает коротким поцелуем.
– Потом, потом… – шепчет он.
Я не возражаю. Можно и потом – у нас целая жизнь впереди. Я даже не задумываюсь, куда мы едем. Ведь это он везет меня в безопасное место. Я не смотрю на город, я вижу только Роберта, его тонкие чувственные губы, деликатные пальцы. Как он умеет ими ласкать! Мне уютно рядом с ним и спокойно.
Любую идиллию, тем более в нашем Бэйсин-Сити, легко испортить. Зуммерит брошенный на приборную панель мобильник Роберта. На экране фото той самой девушки, чей портрет я уложила лицом вниз. Она с ехидной улыбкой смотрит прямо на меня.
– Она звонит тебе в такое время? – спрашиваю я.
Да, я ревную его, страшно ревную, не хочу делить ни с кем. Если я принадлежу ему, то и он должен принадлежать мне. Это справедливо. Тем более, я спасла ему жизнь и перечеркнула тем самым свою. Тони один раз простил меня, но второй раз не простит. Я-то его знаю. Он – часть Синдиката.
– Ты же знаешь, брошенные женщины готовы на все, – говорит Роберт, глядя на дорогу. – Я вчера порвал с ней, вот и трезвонит, молит вернуться, обещает покончить с собой. Не обращай внимания.
Мобильник настойчиво звонит. Меня это злит.
– Можно я его выброшу в окно?
– Не стоит. В него забиты многие мои деловые контакты. Можешь просто стереть ее номер из памяти и занести его в «черный список» или просто выключить трубку.
Стереть ее номер с разрешения Роберта – это больше, чем убить. С наслаждением тыкаю пальцем в экран. Все, эта девица исчезла, больше ее нет между нами.
Камински привозит меня к небольшому мотелю на северной окраине Бэйсин-Сити. Хозяев он не тревожит, открывает дверь номера своим ключом.
– Я всегда снимаю пару номеров в таких заведениях, – поясняет он.
– Для встреч с женщинами? – Ревность снова поднимается во мне.
– Иногда приходится прятать в них важных свидетелей, чтобы их по решению Синдиката не убили такие, как ты.
– С прошлым покончено, – убежденно произношу я и прижимаюсь к Роберту, вожу пальцем в разрезе его рубашки.
– Не сейчас, – шепчет он. – Ты отсюда никуда не выходи. Я приеду за тобой.
– Когда? – мне не хочется его отпускать.
– Скоро. Очень скоро. И суток не пройдет. Я должен решить свои дела.
– Я боюсь за тебя.
– Все будет хорошо.
Я уже слышала эти слова от Тони, а потому волнуюсь.
– Обещай, что приедешь.
– Мы обязательно будем вместе.
И снова я одна. Так тоскливо лежать на широкой кровати и смотреть в потолок. Мне не уснуть, но не напиваться же вновь. Виски – неправильное лекарство…
Ночь и день проходят в ожидании. Я не знаю, что с Робертом, где он. Звонить ему нельзя, он сам запретил. И это правильно, нас могут вычислить по одному-единственному звонку. Люди Тони наверняка вовсю разыскивают меня. И не для того, чтобы доставить к нему. Нам больше не о чем говорить со стариком. Синдикат не прощает тех, кто предал его. Неважно, из-за чего предал. Важен сам факт.
Поздним вечером, когда мне уже хочется выть, как бездомной собаке, звенит старомодный, залапанный телефон на тумбочке. Я уже отвыкла от таких аппаратов. Вскакиваю и замираю с занесенной над трубкой рукой – брать, не брать. Но ведь это же может звонить Роберт!
Да, в наушнике звучит его голос. Но он не обращен ко мне, приходит издалека.
– …малышка, – произносит Роберт. – Извини. Это было как наваждение. Как сон. Спасибо, что нашла в себе силы переступить через обиду, приехать ко мне, вытащить меня из этого омута. Я понял, что люблю тебя… Прости… Мы уедем вместе…
Я слышу его далекий голос. Почему я его слышу? Как он оказался в моем телефоне? Об этом я подумаю позже. А пока мне хочется верить, что Роберт обращается ко мне, хотя уже понимаю, что это не так. Я почему-то слышу его слова.
– А что будет с той шлюхой? – Это уже не Роберт говорит, не сомневаюсь – это та самая дрянь, номер которой я стерла из памяти его телефона.
– О ней «позаботится» Толстый Генри, – звучит в ответ.
– Иди ко мне…
Я просто вижу их сейчас. Его и ее. Щеки мои пылают. Прав был Камински – брошенная женщина готова на что угодно. Но где же они? Где он обнимает ее? И тут я отчетливо, сквозь их вздохи и ахи, слышу трель канарейки.
Угнать машину несложно, если умеешь это делать. Кому-то из постояльцев мотеля не повезло. Семейный вэн несется по улицам Города Пороков. Нет, я не плачу и сама удивляюсь себе. Мне плевать, что со мной будет. Как говорил старик Тони, жизнь свою я прожила, и со мной случилось все, что могло случиться. Разве что ребенка не родила. Но моя профессия – не для такой роскоши.
Вот и дом, в котором живет Камински. Бросаю машину открытой. Мрачная кирпичная стена, под ней зловонная лужа, в которой отражается луна. Я вижу это, осторожно выглянув из-за угла. Под стеной стоит коп и собирается справлять нужду. Что ж, мне это на руку. Он будет занят. Он так и не замечает меня, когда я возникаю у него за спиной. Опасная бритва перерезает ему горло от уха от уха.
Убивать копов, по большому счету, это тоже против правил. Но он был в штатском, и его поставил охранять квартиру адвоката Толстый Генри.
Любой замок для меня не проблема. Узкая лестница. Крадусь по гостиной. Клетка с канарейкой завешена покрывалом. Птичка, видевшая меня с Робертом, спит. Ей не стоит смотреть на то, что произойдет. В самом деле, не стоит. Я и сама не хотела бы этого видеть, но…
Они лежат рядом на широкой кровати. Простынь чуть прикрывает бедра Роберта. Девица, отнявшая его у меня, спит, закинув на него ногу. Ну что за ужасная манера – красить ногти в черный цвет.
Я рассказала ему все, а он рассказал ей, и потому у меня нет другого выхода. Поднимаю руку с пистолетом, жму на спуск. Выстрел звучит глухо и совсем не страшно, словно откупорили бутылку с шампанским. Девица вздрагивает. Она мертва.
Еле заметное движение рукой, и ствол нацелен на Роберта. Он смотрит на меня широко открытыми глазами. Я смотрю на него через прорезь прицела. Если собралась стрелять, нельзя медлить. Но я хочу, чтобы он понял, «за что». Для меня сейчас это важно. Он не должен ничего говорить. Произнесенное вслух – всегда ложь. Правда в чувствах, в ощущениях, в ласках. Все пережитое останется со мной. О чем жалеть?
