— Тогда я должна молиться на тебя. Иначе они бы меня попросту растерзали.
— Молись, глядя на себя в зеркало.
— Помнишь ту польку, на которую мы в один вечер напустили почти взвод альпийских стрелков из Австрии? Здоровенных, изголодавшихся парней.
— Какую еще польку? Их там было до дьявола — и полек, и альпийских стрелков.
Фройнштаг лгала. Она прекрасно помнила эту польку и даже помнила, что звали ее немножко странновато, не по-польски — Лоренция. После того как они отобрали двадцать красивейших женщин их лагеря, эта полька-студентка была
признана наиболее очаровательной среди них. Она была настолько привлекательной и казалась такой непорочно чистой, что Лилия не выдержала и затащила ее к себе в постель. Что бы там ни судачили о лесбиянской любви, а тогда она пережила одну из самых прекрасных ночей в своей жизни. Странно, что полька совершенно не сопротивлялась, наоборот, сразу приняла все условия игры. Какая это была нежность!
Когда через два дня Лоренцию подсунули полковнику из управления лагерей, Лилия откровенно ревновала ее и втайне радовалась, узнав, что полька нагрубила ему и, кажется, даже съездила по физиономии. Это по его приказу на польку напустили целое стадо отдыхавших неподалеку, в санатории, стрелков, прибывших из Югославии. Полковник наблюдал за этой оргией в «секс-бункере» из своего персонального окошечка, а Лилия и Анна — из своего, в другой комнате.
Правда, Лилии хватило только на тех первых троих… Тогда она впервые в жизни не то что увидела, а вообще открыла для себя, что, оказывается, женщину одновременно могут брать сразу трое мужчин. Она поразилась своему открытию и в то же время устыдилась дремучей невежественности в этих вопросах. О состоянии своей недавней любовницы, которую извлекли из «секс-бункера» полуживой, она тогда старалась не думать.
— Отлично ты все помнишь, — нахраписто упрекнула ее Анна. — Как и то, что переспала с этой полькой. Но это к слову. Нашими тайнами торговать не собираюсь.
— Не советовала бы, — жестко предупредила Фройнштаг. — Дал бы Господь, чтобы все окончилось благополучно.
— Имеешь в виду грешный плод?
— О плоде, как ни странно, даже не подумала. Просто сегодня у меня важная встреча. От которой зависит дальнейшая судьба.
— А моя ненасытная плоть восстала именно тогда, когда три гинеколога один за другим убедили, что ребенка мне уже никогда не иметь, — мрачно призналась Коргайт. — Вначале я впала в отчаяние и на какое-то время совершенно перестала интересоваться мужчинами. А потом вдруг со мной что-то произошло. Моя плоть словно бы возмутилась приговору эскулапов. Она взбесилась. Я начала бросаться на мужчин, как не бросалась в свои бурные восемнадцать. И уже ничего не могу поделать с собой.
— Может, и не нужно? — вспомнила Лилия «окопную философию» обер-лейтенанта Гардера. — Это всего лишь очередная причуда жизни.
64
— Помнится, Родль, вы говорили о каком-то русском офицере из армии генерала Семенова…
— Ротмистр Курбатов, господин штурмбаннфюрер. — Родль уже собрался выходить из кабинета, и неожиданный вопрос настиг его буквально у двери.
— Курбатов? — небрежно уточнил Скорцени. — Возможно. Оказывается, вы даже запомнили его фамилию.
— Но и вам он тоже запомнился, — простодушно возразил адъютант. — Такого диверсанта грешно упускать из виду.
Родль слишком хорошо знал своего шефа, чтобы допустить, что о Курбатове речь зашла случайно. Скорее всего, штурмбаннфюреру понадобился такой человек. Причем понадобился именно в России.
Скорцени отложил папку с донесениями из Рима, от агентов, которые снабжали его сведениями, связанными с окружением папы римского, и устало помассажировал виски. В последнее время навалилась уйма всяческих дел, к тому же сидение в кабинете, над ворохом бумаг, всегда утомляло его не столько физически, сколько душевно.
— Я просил вас проследить за этим парнем и время от времени докладывать о его рейде.
— Не сомневайтесь, что я помню о вашем приказе, — подтянулся Родль. — Но за это время в моем досье на господина Курбатова, он же Легионер, появилось всего одно небольшое донесение, пробившееся к нам через агента, работающего в посольстве Маньчжоу-Го.
— Границу-то он, надеюсь, преодолел?
— И несколько раз выходил на радиосвязь. Из того, что стало известно о нем… Прорвался через засаду у границы. Ушел от преследования заградительного отряда. Пустил под откос воинский эшелон. Сумел сохранить группу во время тотального прочесывания местности, когда красные задались целью уничтожить его маньчжурских легионеров. Последнее известие от князя Курбатова поступило из района Читы. Оказалось, что двое коммандос из его группы, в том числе радист, остаются в этом городе.
— Какого дьявола? Сочли, что вашему князю радист уже не понадобится?
— Или что в Чите он нужнее. Ясно одно: князь Курбатов имел задание довести этих двоих до Читы, где их примут на явке. И выполнил его.
— Где он сейчас и жив ли — это известно?
— Если жив, то сражается где-то в сибирских дебрях. Разыскать его будет трудновато.
Скорцени поднялся и с почтением взглянул на карту. Найти голубой ятаган Байкала и чуть южнее город Читу — особого труда для него теперь не составляло. После того, как они с Родлем попытались проследить безумный путь, избранный ротмистром Курбатовым, Скорцени волей-неволей не раз возвращался к его маршруту, удивляясь, прикидывая и по-мальчишески фантазируя…
Мысленно он не раз представлял себя на месте Курбатова. Идея запускать в страну группы таких вот «вольных стрелков» захватывала его все больше и больше. Он и сам с удовольствием прошелся бы по тылам врага, не имея никаких конкретных заданий, а лишь время от времени появляясь в пунктах контроля — своеобразных диверсионных маяках, — дабы засвидетельствовать свое существование в этом мире и передать собранную информацию.
— Да, Родль, — вдруг вспомнил Скорцени, — оберштурм-фюреру Кончецки было поручено вывести Курбатова на одного из наших агентов.
— Такая информация ушла.
— Есть ли подтверждение, что она передана ротмистру?
— Пока нет. Но канал свой белоэмигрантская разведка…
— Знаю, — прервал его штурмбаннфюрер. — Если он действительно намерен добираться до Германии, то не решится не воспользоваться связью нашего агента.
— Другое дело, что мы рискуем самим агентом.
— В последнее время мы потеряли стольких русских агентов, что потеря еще одного к трагедии не приведет.
— Особенно если учесть, что этого агента нам подарил абвер. Зато в случае удачи мы сможем вести ротмистра до Украины и дальше, через Польшу или Чехословакию, не упуская его из виду. Впрочем, он понадобится нам еще в Самаре. Придется на какое-то время разрушить его вольницу и впрячь в одну деликатную операцию.