Лежа в кустарнике между двумя валунами, Власевич нетерпеливо пас овчарку мушкой, дожидаясь выстрелов с того берега. Курбатов приказал открывать огонь только тогда, когда на мостик ступят последние красноармейцы. Но вот этот момент наступил. Трое красных погибли под перекрестным огнем. Бойцы, отдыхавшие на левом берегу, поподхватыва-лись, не зная, что делать: то ли, прорываясь через мост, атаковать невидимых им бандитов, то ли отступать. Этого-то замешательства как раз и ждала группа Курбатова. Рванувшись к реке, легионеры на ходу забросали отряд гранатами, тотчас же залегли, швырнули еще по гранате и взяли оставшихся в живых в свинцовое кольцо автоматных очередей. После третьей гранатной атаки уцелеть сумел только один красноармеец. Израненный, он стоял на коленях с высоко поднятыми окровавленными руками.
— Этого не добивать! — упредил своих бойцов Курбатов. — Патроны к автоматам, гранаты и документы изъять. Раненых не трогать, пусть ими занимаются Господь и медицина.
Опустив автомат, он подошел к стоящему на коленях красноармейцу.
— Тебе я дарую жизнь. Понял меня?
— Понял, — едва слышно ответил солдат.
— Но с условием: ты должен сообщить, что разгромила ваш отряд группа Легионера. Это моя кличка. Тебе все ясно?
— Так точ… — страдальчески выдохнул пленный.
— Поклянись, что выполнишь это.
— Что ж тут выполнять? Ты — Легионер. Мы уже слышали о таком. Так и передам.
— Отдай его мне! — возмутился Перс. — Я распну его вон там, на той сосне. Как Иисуса на Голгофе, — нервно топтался он вокруг пленного. — Все одним меньше будет.
— Здесь я решаю, кого распинать, кого миловать.
72
— Наше взаимопонимание, господин генерал-лейтенант, будет прямо зависеть от того, каким вам видится будущее России, — они сидели в генеральском «будуаре» офицерского кафе Дабендорфской школы. Но хотя в роли хозяина здесь выступал Власов, генерал Бискупский почему-то чувствовал себя более уверенно. Он заказывал, он похлопывал по талии официантку из угнанных в сорок первом в Германию украинок, которую удалось перевести сюда только после того, как она вышла замуж за офицера РОА; и даже задавал тон в беседе.
— Мои взгляды на устройство России вам давно известны, — суховато ответил Власов.
— В общих чертах. В слишком… общих. Кроме того, хотелось бы в вашей интерпретации. Коль уж имею честь, так сказать…
Бискупский умел многозначительно обрывать фразы. Ку-пидонский подбородок его при этом величественно вскидывался, высокомерный взгляд голубоватых глаз приобретал законченную форму надменности; обрамленные седеющими бакенбардами щеки по-бульдожьи обвисали, сотворяя образ уставшего от салонных бесед царедворца.
«О судьбе России этот человек заботится с той же «искренностью», что и о судьбе Абиссинии», — вспомнилась ему оброненная полковником Сахаровым фраза. Одна из многих, которыми в эмигрантских кругах сопровождают всякое упоминание о бывшем командире третьего корпуса русской армии.
— В любом случае потешить ваше монархическое самолюбие мне вряд ли удастся. Но если желаете из первых уст… Прежде всего, продолжим начатое Временным правительством, с учетом нынешней ситуации, естественно. Республиканский строй, конституция. Автономистские уступки некоторым национальным меньшинствам… — Власов произнес это с бокалом вина в руке, словно тост.
Бискупский насмешливо покачал головой.
— Можете предложить что-то другое?
— Из России Европы не полупится, генерал. Единственный путь ее — опять к монархии. Всемогущий царь-батюшка, который всегда рядом с Богом. При некоем подобии конституционного устройства… Согласитесь, это вполне…
— Как же давно вы не были в России, генерал Бискупский, — проговорил, глядя себе в бокал, командующий РОА. —
Как безнадежно давно все вы, в белоэмигрантстве сущие, не были в России-матушке. А ваши представления о ней, составленные из эмигрантских газеток, это, извините…
73
Власов безнадежно махнул рукой, выпил и принялся за отбивную. Бискупский охотно последовал его примеру. Встреча стала больше походить на дружеский обед, нежели на переговоры предводителей двух волн эмиграции, и, скорее всего, грозила перерасти в обычную генеральскую попойку.
— Так или иначе, без старой русской эмиграции чего-либо значительного вам не добиться. Особенно когда станет ясно, что немцы нам уже не союзники. Такой возможности не допускаете? Я — весьма… И вообще, извольте…
— Потому и согласился встретиться с вами, что готов предложить: пожалуйста, присоединяйтесь. Приму под свое командование столько воинских соединений, сколько вам удастся сформировать, — хладнокровно ответил Власов, вновь наполняя бокалы. Вино было отменным. Генерал никогда не злоупотреблял спиртным, но в этот раз решил не отказывать себе в удовольствии.
— О воинских формированиях речи пока быть не может. Хотя лично я… Как генерал генералу… Впрочем, если вы имеете в виду сугубо белогвардейские формирования… что весьма… Но тогда следует вести переговоры с Красновым, Шкуро, Султан-Гиреем. Но вы же понимаете…
— Пытался вести переговоры, пытался. Но это отдельная тема, — Власову не хотелось напоминать Бискупскому, а значит, и самому себе, что попытки договориться с Красновым уже предпринимались. Вернее, это немцы пытались свести их, помирить, придать их пребыванию в Германии некую видимость то ли идейного единства, то ли элементарного солдатского землячества. — Кстати, насколько мне известно, среди белого генералитета и высшего офицерства нашлось не так уж много людей, готовых поддерживать вашего претендента на престол, царство ему…
— Не претендента. Императора. Он был провозглашен им еще в августе 1922 года. На законных основаниях, — Власов впервые ощутил, что самолюбие генерала Бискупского оказалось несколько задетым. Оно и понятно. В конце концов, кому он служил? При ком состоял канцлером?
— Поди ж ты: на законных? Это ж кто его признал? Россия? Дворянство? Государственная дума? Народ?
— Ну при чем здесь дума, народ? Вы могли и не знать, что Кирилл Владимирович являлся двоюродным братом Николая II.
Власов коротко, по-солдатски, хохотнул, словно в его присутствии упомянули о чем-то весьма и весьма пикантном.
— Не понял-с, — уставился на него Бискупский. В нем взыграла кровь азартного игрока
[32]
. И то лишь потому игрока, что дуэлянтом он никогда не был. — Кстати… Между прочим… Отнюдь…
— Вы блестящий оратор, генерал, — добавил Власов. — Вот только говорите хотя и не совсем понятно, но совершенно неубедительно.
— И все же я высказался. Отныне мои соображения относительно будущего России вам известны, — Бискупский злорадно проследил, с какой небрежной неумелостью Власов пытается воспользоваться салфеткой. — Вкратце я излагал их уже не раз.
