В своих «Воспоминаниях о Святой Елене» Бэзил Джексон напишет о своей связи с Альбиной и о двурушничестве графа де Монтолона: «Когда я жил, можно сказать, под одной крышей с Монтолонами, наши очень тесные (деловые) отношения позволяли им очень свободно говорить о Наполеоне. По их мнению, он был человеком подозрительным, недоверчивым, несведущим во многих вопросах, робким по натуре, всегда готовым расставлять ловушки. Он не переносил никаких возражений или помех своим желаниям, был чувствителен к лести, вульгарен в выражениях, ему недоставало достоинства. У него не было друзей, потому что он никого не любил и очень часто ранил самолюбие других. Со слугами он был слишком фамильярен, часто капризен и жесток».
Майор Горрегер расскажет нам потом о бешенстве, которое овладело Хадсоном Лоу, когда он узнал о «доносительстве» Бальмена: «Я уничтожу его, в каком бы уголке мира он ни укрылся».
* * *
Как бы то ни было, в июле 1819 года мадам де Монтолон из-за болезни была вынуждена покинуть остров Святой Елены и возвратиться во Францию. Наполеон был бесконечно огорчен ее отъездом, но при этом именно он настоял на ее отправлении в Европу.
Шарль-Тристан де Монтолон был обеспокоен отъездом своей супруги. Она уезжала одна, с тремя детьми, служанкой и кормилицей, и не было никакой уверенности в том, что ее доставят в нужное место.
По словам Бена Вейдера, «мадам де Монтолон убедила императора оставить ее мужа при себе».
Накануне отъезда Наполеон заговорил с Монтолоном о том, что тот не должен отпускать свою жену одну.
— Сир, — ответил ему генерал, — моя жена не хочет добавлять к сожалениям, которые она испытывает, оставляя Ваше Величество, еще и сожаления о том, что она лишает Ваше Величество тех услуг, которые я могу оказать вам здесь. Она приняла свое решение, я принял свое. Я остаюсь с Вашим Величеством.
2 июля 1819 года Альбина взошла на палубу британского корабля и отправилась в Европу. Прощаясь, Наполеон сказал ей:
— В Европе вы легко найдете себе мужа…
— Сир, — ответила ему мадам де Монтолон, — женщина легко находит себе любовника, но не мужа.
Исторический факт: Бэзил Джексон уехал вместе с ней. И факт этот удивителен, ведь офицеру, находившемуся на службе и жалованье, разрешили последовать за своей любовницей. Для этого явно нужны были весьма веские причины. Но вот какие? Об этом можно только догадываться…
* * *
После отъезда Альбины Шарль-Тристан де Монтолон писал ей письма, которые передавались незапечатанными маркизу де Моншеню, комиссару французского правительства при ссыльном Наполеоне. Потом капитан Гор делал с них копии, которые и отправлялись в Европу. Монтолону это было прекрасно известно.
Бен Вейдер, зацикленный на виновности Монтолона, отмечает три фрагмента из его писем.
Вторник, 28 февраля 1820 года:
«Начались дожди, и если они продолжатся, то прощай работа в саду. Дожди плохо сочетаются с каломелью, малейшая влажность вызывает сильные колики, ты знаешь это так же хорошо, как и я…»
Вторник, 5 декабря 1820 года:
«Больной в дремотном состоянии, пульс очень слабый, сильная усталость, повторяющиеся рвоты, которые считают теперь признаком болезни потери сил (рака); у него часто случаются обмороки. Я полностью выполняю роль сиделки, три раза ему ставили вытяжные пластыри, после последнего кожа у него была, как у трупа. Жить ему осталось менее полугода…»
Среда, 20 декабря 1820 года:
«С тех пор как он слег, моя жизнь проходит только с ним. Он хочет, чтобы я всегда был здесь. Он принимает только те лекарства, которые я ему даю или советую. Антоммарки от этого просто сходит с ума. Он принимает только меня одного…»
Бен Вейдер убежден, что Монтолон планировал смерть Наполеона и что он хотел прикончить его каломелью, то есть хлоридом ртути. Этот автор уверен также в том, что введение мышьяка через вытяжной пластырь — это «один из методов старой итальянской школы отравителей».
На самом деле вытяжной пластырь, по определению, это средство, прикладываемое к нарывам для их размягчения и вытягивания из них гноя. Но это не останавливает Бена Вейдера, и он утверждает:
«Самое меньшее, что можно сказать: граф Шарль-Тристан де Монтолон мог бы сделать прекрасную карьеру ясновидца. Его провидческие способности принесли бы ему славу и состояние».
И к этому он добавляет:
«Надо также отметить, что эти письма являются еще одним доказательством сообщничества Альбины, дополняющим тот факт, что ей удалось иметь при себе в Брюсселе своего любовника».
Как уже говорилось, нам подобная логика не понятна, и никакого доказательства преступления мы в приведенных выше отрывках писем не видим. Стиль писем начала XIX века вообще малопонятен для современных читателей, но если посмотреть на послания генерала де Монтолона без предвзятости, то в них можно найти и такие слова:
«Я нежно люблю императора, и я буду всю жизнь его верным другом <…> Но, простите, моя жена и мои дети, я не могу больше жить без вас…»
Неужели и это можно трактовать, как признание в готовности убить Наполеона, чтобы побыстрее воссоединиться со своей женой и детьми?
* * *
11 сентября 1819 года британский корабль высадил Альбину, ее детей и слуг в Остенде. Потом они перебрались в Брюссель. По дороге маленькая Жозефина, родившаяся на острове Святой Елены в январе 1818 года, слишком сильно переохладилась и подхватила горячку, от которой и умерла. Произошло это 30 сентября 1819 года.
На следующий день Альбина сообщила об этом мужу:
«Меня постигло большое несчастье, мой дорогой Шарль. Моя бедная маленькая Жозефина ушла от меня за восемь дней <…> Я всю оставшуюся жизнь буду корить себя за то, что заставила ее предпринять такое путешествие и поменять климат в столь юном возрасте. Я уверена, что не потеряла бы ее на острове Святой Елены».
Затем мадам де Монтолон вернулась во Францию.
* * *
А 5 мая 1821 года, в 5 часов 49 минут, умер Наполеон, и, как утверждают, перед смертью он прошептал имя единственной женщины, которую любил:
— Жозефина…
Ну, а генерал де Монтолон оказался одним из тех, кто закрыл глаза покинувшему этот мир бывшему императору. Он же стал тем, кому Наполеон диктовал свое завещание, и в нем нашлись следующие строки:
«Я завещаю генералу де Монтолону два миллиона франков как доказательство моего удовлетворения его сыновними заботами, которыми он одаривал меня в течение шести лет».
Это были весьма важные, следует отметить, два миллиона, которые помогли генералу выбраться из его финансовых затруднений.
Историки отмечают, что Монтолон обогатился на острове Святой Елены. Кстати, в первом завещании, написанном и сожженном в апреле 1821 года, Наполеон даровал генералу 650 000 франков, а вот во втором оказалось намного больше, хотя тому же генералу Бертрану, также до последнего момента находившемуся рядом, «перепало» лишь 500 000 франков. В связи с этим некоторые авторы не без иронии отмечают тот факт, что «новое завещание» было написано рукой самого Монтолона и никто якобы не видел, как Наполеон диктовал его ему.
