Когда Франсуаза-Атенаис увидела, какой роскошью окружена фаворитка короля, она подумала, что во всем превосходит соперницу, и решила рискнуть. В конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанского. А решив так, она сделала Луизу мишенью для своих острот. Говорят, что именно эти ее старания и способствовали тому, что сама она была замечена Людовиком XIV.
Задуманное удалось маркизе полностью, и вскоре она вытравила образ спокойной и нежной де Лавалльер из сердца короля. По этому поводу Рафаэль Сабатини восхищенно пишет:
«Вообще женщины при дворе Людовика XIV играли значительную роль. Стоило государю обратить на какую-нибудь из фрейлин свои темные глаза, как она таяла, словно воск, под лучами «короля-солнца». Однако мадам де Монтеспан был доступен секрет обратного воздействия, и сам венценосец превратился в воск, из которого ее ручки могли вылепить любую модель».
А произошло это следующим образом. В июне 1667 года молодой король отправился на войну во Фландрию. Удача ему улыбалась, и при первом же появлении французских войск противник спешил открыть ворота своих городов. Королева, принцессы и двор следовали за королем, в то время как «официальной фаворитке» было приказано оставаться в Версале. Конечно, это не была отставка, но многие поспешили трактовать титул герцогини, дарованный Луизе де Лавалльер в мае 1667 года, как прощальный дар. К тому же Людовик XIV причастился перед походом, что говорило о многом. Безусловно, Его Величество, будучи истинным христианином, периодически брался за ум и начинал стремиться к искуплению грехов.
Луиза была в отчаянии и отправила королю полный горечи сонет. Король ответил ей в той же манере и примерно теми же рифмами, но фаворитка не удовлетворилась таким ответом и помчалась во Фландрию, где высочайший любовник встретил ее весьма прохладно.
Очаровательная мадам де Монтеспан не могла упустить такой благоприятной возможности и решила окончательно унизить свою «подругу», чье место она задумала занять. Как-то раз она сказала Марии-Терезии:
— Я преклоняюсь перед ее смелостью предстать перед вами, приехав вопреки воле короля.
И пока королева проливала слезы, она, потупив глаза, добавила:
— Бог сохранил меня от счастья быть любовницей короля. Но если бы я ею и была, мне было бы стыдно являться перед королевой.
Конечно, она лукавила. Ей было прекрасно известно, что король уже обратил на нее свое внимание, ведь ее броская красота брюнетки с голубыми глазами уж больно контрастировала с внешностью рябоватой и чуть-чуть прихрамывавшей Луизы. К тому же та совершила очень большую ошибку, бесконечно расхваливая перед королем свою новую подругу.
Поначалу короля утомляли явные усилия Франсуазы-Атенаис ему понравиться. Он даже высокомерно заявлял:
— Она делала все, что могла, чтобы меня очаровать, но я не желал этого.
Но настал момент, когда король сдался и… нашел эту капитуляцию прекрасной. Столь прекрасной, что он появлялся в своей супружеской спальне только под утро.
— Я читал срочные депеши и отвечал на них, — попытался он оправдаться перед Марией-Терезией, но та лишь покачала головой и голосом, полным осуждения, ответила:
— Вы могли бы найти для этого другое время.
Но короля это не отрезвило, и он, по словам графа де Сен-Симона, «выставляя напоказ сразу двух любовниц, прогуливался с ними по лагерю, а во время движения войск вез их в карете королевы». И при этом прекрасная Франсуаза-Атенаис, вопреки тому, что она говорила, отнюдь не чувствовала угрызений совести ни перед «подругой», ни перед королевой.
Мадам де Шатрие, состоявшая на службе при семействе Конде, описывала это так:
«Шатер короля, в котором я побывала, имел три залы и одну спальную комнату с двумя кабинками, причем все они блистали золотом. На подушках китайского атласа восседали прекрасные амазонки: они могли бы скорее привлечь врагов, нежели нагнать на них страху. В этот эскадрон, возглавляемый Его Величеством, входили Мадам, мадемуазель де Лавалльер, мадам де Монтеспан, мадам де Ровр и принцесса д’Аркур. Дневную жару они пережидали в палатке, и туда же им подавался обед, и ели они отнюдь не по-походному, и сервировка была великолепной. По вечерам они катались на лошадях вместе с Его Величеством: войска брали на караул, раздавались мушкетные выстрелы, никому не причинявшие вреда».
Вернувшись в Париж, Людовик XIV уже был полностью в плену чар Франсуазы-Атенаис, однако и свою Луизу он пока не бросил, но та, все прекрасно понимая, затаилась в своем особнячке и тихо страдала. Однако король не любил тайных сцен.
Надо сказать, что Людовик XIV зашел гораздо дальше своих предшественников, обычно довольствовавшихся двумя женщинами. Он любил наслаждаться куда более хлопотной полигамией, имея трех женщин одновременно, причем всегда открыто, официально и публично: одну королеву и двух фавориток.
Обеих фавориток король содержал словно восточный султан. Рассказывают, что сначала он посещал Луизу, а затем проводил вечер у Франсуазы-Атенаис.
Историк Ги Шоссинан-Ногаре пишет:
«Пробыв недолгое время у первой, он брал у нее разрешение на то, чтобы отправиться к ее сопернице, и, оставляя вместо себя маленькую собачонку, говаривал: «Вот вам компания, с вас и этого достаточно». Какова бы ни была правдивость этой невероятной истории, мадемуазель де Лавалльер все острее переживала свое унижение, и ее раненое чувство все непреодолимее увлекало ее к Богу».
Любовницу, которая больше не возбуждала в нем желания, Людовик XIV сохранял подле себя долго, пока та совершенно не пресыщалась своим двусмысленным и обидным положением. При этом свою жену, покорную Марию-Терезию, он неизменно почитал, как это и надлежало добропорядочному супругу. Просто должность фаворитки была слишком освящена традицией, чтобы вдруг взять и отказаться от этого.
Вышедшая в тираж фаворитка, даже несмотря на сменившее страсть безразличие, все равно продолжала удостаиваться его внимания и подводилась к окончательному разрыву постепенно. Этому театральному любовнику нужно было, чтобы все происходило на глазах у зрителей. В рассматриваемом случае король устроил празднества в Сен-Жермене под названием «Балет муз», где Луиза и Франсуаза-Атенаис получили совершенно одинаковые роли.
По словам Ги Бретона, «это была шутка довольно дурного тона, однако двор веселился от души». Людовик XIV в костюме пастушка исполнил изящный сольный номер, а затем вдруг приблизился к мадемуазель де Лавалльер и, глядя ей прямо в глаза, с изумительной бесцеремонностью прочел стихотворение, написанное знаменитым салонным поэтом Иссаком де Бенсерадом специально для этого случая:
Вас не хочу разгневать я, но лишь предупреждаю,
Что прежних нежных чувств к вам больше не питаю,
И на прощание открыться вам могу я,
Что больше не свободен я, ведь полюбил другую.
После этого он покинул Луизу, раздавленную горем и стыдом. Под ироническими улыбками публики несчастная вынуждена была кое-как дотанцевать до самого конца спектакля, но едва только ей представилась возможность ускользнуть, она бросилась к себе, упала на постель и стала горько рыдать, что она всегда делала и не в столь драматических обстоятельствах.
