— Месье, я никогда не забуду, что вы осчастливили меня.
— И Францию, — галантно добавил де Шуазель.
Когда в Компьене объявили о приезде Марии-Антуанетты, король поспешил к ней навстречу. И, надо сказать, он был восхищен. По словам Ги Бретона, «самая очаровательная из самых юных дам спускалась из кареты: глаза, словно незабудки, живые, игривые, светло-пепельные волосы, тонкие черты лица, вполне уже развитая, высокая грудь — все вместе представляло очень аппетитное зрелище».
Она действительно могла считаться просто идеальной принцессой. По словам Эвелин Левер, она была «очень хорошо сложена, хотя и считалась немного худоватой по канонам красоты того времени». По сравнению с ней, как считали в Вене, все французские королевы были не более чем производительницами потомства. Если бы Людовика XV спросили, согласен ли он с этим мнением, он бы, не задумываясь, согласился.
Сделав несколько неуверенных шагов, принцесса опустилась перед королем на колени. Людовик XV, смущенный больше, чем того требовали условности, поднял и поцеловал ее. Руки его дрожали так, словно ему, а не его внуку, было суждено стать мужем австриячки…
А в это время дофин с удручающим безразличием взирал на очаровательную девушку, так приглянувшуюся понимавшему толк в женщинах Людовику XV.
Сразу скажем, что Марии-Антуанетте, полной юношеской прелести и радости жизни, страшно не повезло с французским дофином: он оказался совершенно бессильным в постели и страдал от особой болезни, не позволявшей ему иметь детей. Ей потребуется семь лет томительного ожидания, пока муж обратит наконец на нее внимание. Впрочем, дело тут не в ожидании, а в операции, на которую он все же решится, уже сам став королем и понимая, что от него требуются наследники.
А пока же все готовились к торжественному ужину, на который король, естественно, пригласил и мадам дю Барри. Как ни старался де Шуазель воспрепятствовать этому, она все же появилась, восхитительная, в вышитом золотом платье, и села за стол рядом с дофином, дофиной и Людовиком XV.
Мария-Антуанетта, еще не поняв, куда она попала, была обворожена красотой мадам дю Барри. Она наклонилась к своей соседке и спросила:
— Кто эта прекрасная дама?
— Мадам дю Барри.
— А каковы ее обязанности при дворе?
Соседка молча опустила глаза, и Мария-Антуанетта все поняла сама и густо покраснела. В тот же вечер герцог де Шуазель, заметив явный интерес короля к юной дофине, подумал, что пикантность этой ситуации можно будет неплохо использовать…
Официально бракосочетание дофина и австрийской принцессы было отпраздновано 16 мая 1770 года в Версале при невероятном шуме голосов 6000 приглашенных, с головы до пят покрытых золотом, драгоценными камнями, перьями и парчой. Герцог де Шуазель довольно потирал руки.
Отставка герцога де Шуазеля
Очень скоро юная Мария-Антуанетта и сама поняла, в какое змеиное гнездо она угодила. Нравы, царившие при французском дворе, шокировали чистую душу австриячки, а вслед за этим последовало отвращение к мадам дю Барри. Об этом позаботился герцог де Шуазель и дочери короля, три старые девы (Аделаиде было тридцать восемь лет, Виктории — тридцать семь, а Софи — тридцать шесть), которые так ненавидели фаворитку, что были рады разделить эту ненависть с дофиной. Мария-Антуанетта слепо последовала за ними, и через несколько дней уже писала матери:
«Король бесконечно добр ко мне, и я нежно его люблю, но стоит только пожалеть его за слабость, которую он питает к мадам дю Барри, самому наглому и глупому существу, какое можно себе представить. Мы вместе играли в Марли, и дважды она оказывалась рядом, но не заговорила со мной, и я не пыталась завязать с ней беседу».
Так у герцога де Шуазеля появился желанный союзник. То, что произошло вслед за этим, Ги Бретон описывает следующим образом:
«Уверившись в своих силах, он развернул сильнейшую атаку против фаворитки, и его союзники решили, что отныне им все позволено. Это стало очевидно однажды вечером в Шуази, во время спектакля с участием королевских актеров. Зал был крохотный, и придворные дамы поспешили занять первые места. Когда явилась мадам дю Барри в сопровождении своих близких подруг, — жены маршала де Мирпуа и герцогини де Валентинуа, — все места были заняты.
— Мне нужно кресло, — сказала фаворитка.
Графиня де Грамон, фрейлина дофины и невестка де Шуазеля, повернула голову.
— Мы здесь намного раньше вас, мадам. Будет справедливо, если у нас будут лучшие места.
— Я задержалась, — сказала мадам дю Барри.
Мадам де Грамон усмехнулась.
— Я хочу сказать, мы появились при дворе гораздо раньше вас.
В первый раз за все время фаворитка вспылила:
— Вы настоящая ведьма!
— А я, мадам, — спокойно ответила невестка де Шуазеля, — я не осмеливаюсь произнести вслух слово, которым вас можно было бы назвать.
Разгневанная мадам дю Барри побежала жаловаться королю, и на следующий день мадам де Грамон было письменно приказано отправиться за пятнадцать лье от Версаля».
Мария-Антуанетта, естественно, встала на защиту своей фрейлины. Но напрасно она обращалась к Людовику XV и называла его «мой папа», король и не думал отменять свое решение. В это время, по словам Ги Бретона, мадам дю Барри «со всей страстью своих двадцати шести лет дарила ему слишком райские ночи, чтобы он посмел ей не угодить. Фаворитка наслаждалась победой и снова заулыбалась. Однажды вечером в Версале она даже до того раздобрилась, что поболтала с де Шуазелем».
Ничего хорошего для нее из того не вышло. Вот что пишет об этом в своих «Секретных мемуарах» Луи Пти де Башомон:
«Много говорят об остром словце герцога де Шуазеля, адресованном мадам дю Барри. Ходят слухи, что, несмотря на то что эта дама родилась в законном браке, ее настоящим отцом был аббат Гомар. Эти слухи подтверждаются той особой заботой, которой мадам дю Барри окружает этого аббата. Разговор шел о монахах, об их нынешних бедствиях во Франции. Мадам дю Барри была против них, а герцог де Шуазель их защищал. Этот остроумный и образованный министр упоминал о многообразной пользе, приносимой ими, но постепенно терял свои позиции. Наконец, прижатый к стенке, он заявил:
— Но вы, мадам, согласитесь, по крайней мере, что они умеют делать прекрасных детей.
Мадам дю Барри запылала от этого второго публичного оскорбления и поклялась сместить наглого министра».
И она использовала все доступные ей средства, чтобы достичь результата.
Сам де Шуазель в своих «Мемуарах» констатирует:
«Эта дама и ее приспешники ненавидели меня <…> Я отвечал им глубочайшим презрением, которое не считал нужным скрывать, и выказывал при каждом удобном случае».
Далее герцог добавляет:
«Близкие мне люди справедливо отмечают, что в глазах общественности лучше быть сосланным или даже наказанным, благороднее быть выгнанным мадам дю Барри, чем иметь слабость сдаться».
