Мужчин это обычно очень раздражает. Но Ольгу одолевали подозрения. Может быть, в тот момент он и не изменял ей, но его эмоциональная жизнь явно стала проходить где-то в другом месте. Не с ней.
Обычно в подобных ситуациях женщины переключают всю свою нерастраченную нежность на ребенка. Но Ольга продолжала цепляться за разрушающуюся семью. Ведь для нее семейные ценности имели приоритет над потребностями отдельной личности. А осознание того, что она тоже личность, имеющая свою и притом немалую ценность, пришло к ней позднее.
Пикассо тем временем снова обрел уверенность в себе. Он оправился от шока, вызванного смертью Марселлы Юмбер, встал на ноги. Короче говоря, у него все было в порядке, а тут эта бывшая балерина с ее сценами.
Еще совсем недавно они давали друг другу поддержку и понимание, то есть то, в чем оба так остро нуждались. Сейчас же стало понятно, что у них слишком мало общих интересов для долгосрочного брака.
Да, он был готов жениться на «приличной», ведь до этого у него были только художницы, модели и проститутки. Да, она была идеалом. Да, она была очень начитанная и могла разговаривать на любые темы. Да, она была одаренной балериной, и ее профессиональное положение рядом с Великим Дягилевым было ему выгодно. Да, он вынудил ее оставить мысли о карьере, утверждая, что можно и без того наслаждаться жизнью, которую создал его успех. Да, да и еще раз да. Но это все было в прошлом и теперь уже почти не имело значения.
Сразу после свадьбы он приобрел новое жилье на улице Ля Боэси. Отметим, что это - очень приличный район Парижа, неподалеку от Елисейских Полей и с видом на ажурный силуэт Эйфелевой башни.
Брассай по этому поводу пишет:
«Респектабельная жизнь улицы Ля Боэси с ее светскими развлечениями и суетой нравилась Пикассо и тешила его тщеславие, но со временем он стал ею тяготиться. Те, кто полагал, что за светской жизнью художник позабыл о молодых годах, тогдашней независимости, о радостях дружбы, глубоко ошибались: впечатление, что богемная жизнь целиком поглотила художника, было обманчивым. Когда проблемы обступили Пикассо, когда он изнемог от постоянных семейных скандалов до такой степени, что даже перестал писать, когда он остался один в своих двух квартирах, он позвал друга своей юности Хайме Сабартеса, который уже давно вместе с женой перебрался сначала в Монтевидео, а затем в Соединенные Штаты. Пикассо попросил Сабартеса вернуться в Европу и поселиться у него, с ним. То был вопль отчаяния: художник переживал самый тяжелый кризис в своей жизни».
Пока до «остался один в своих двух квартирах» было еще далеко, но семейные скандалы уже начали утомлять Пикассо. А Ольга чувствовала себя в новом доме как пленница, которую заманили в ловушку. В снах она начала видеть сцену. Она чувствовала, что ее время уходит, что она скоро постареет, так ничего и не сделав.
Теперь муж уже не был учителем, прежнее восхищение им ушло. Постоянно сердитый, обвиняющий Ольгу в том, что она перестала быть хорошей женой, Пикассо стал донимать ее своими непомерными требованиями.
Ольга чувствовала себя отторгнутой и униженной.
Он делал карьеру и достигал своих целей. Ему нужно было доминировать во всем, всегда быть в центре происходящего. Ему просто надоело смотреть в постоянно заплаканное лицо жены. Проще было найти себе другую женщину, которая потакала бы всем его прихотям.
В конечном итоге, дом супругов Пикассо стал похож на арену настоящего сражения, а на рубеже 1925-1926 годов Пикассо опустился до того, что стал бить Ольгу, таская ее за волосы по полу в гостиной. По крайней мере один такой случай стал широко известным. А сколько их было еще?
Уставший от такой жизни Пикассо замкнулся в себе и словно отгородился от жены невидимой стеной. К сожалению, женщина, слишком увлеченная идеей переделать своего мужа (эта ошибка, кстати, свойственна очень многим женщинам разных времен и народов), не почувствовала момента, когда Пикассо окончательно и бесповоротно «восстал». «Маскарад окончен, - поставил он точку. - Мне надо работать, и это важнее этих ее нелепых истерик».
Гармонию отношений вернуть было невозможно. Видя отчуждение мужа, Ольга стала нервничать еще больше. Вызвав этим еще большее раздражение Пикассо, желавшего лишь одного - освободиться от нее.
Как ни странно, самым неодолимым камнем преткновения между супругами стала не только одержимость Пикассо его творчеством, но и безумная сексуальность «андалузского жеребца».
Пикассо и безумие - соседство этих слов отнюдь не праздное. Этим вопросом даже серьезно занимался известный швейцарский психиатр Карл- Густав Юнг, хотя он, оговоримся, ставил диагноз не самому Пикассо, а его картинам. Впервые он затронул тему Пикассо в 1932 году, сделав своим выводам следующее предисловие:
«Как психиатр я чувствую себя почти виноватым перед читателями за то, что оказался вовлеченным в шумиху вокруг Пикассо. Если бы этого не потребовали от меня достаточно авторитетные люди, я никогда не взялся бы писать на такую тему [...]
Я ничего не буду говорить об «искусстве» Пикассо, а только о его психологии [...]
Почти двадцать лет я занимался вопросами психологии графического представления психических процессов, то есть, фактически, я уже имею достаточную подготовку, чтобы рассматривать картины Пикассо с профессиональной точки зрения. Основываясь на своем опыте, я могу уверить читателя, что психические проблемы Пикассо, в той мере, в какой они проявляются в его работах, в точности аналогичны проблемам моих пациентов».
Далее Карл-Густав Юнг пишет:
«Среди больных можно выделить две группы: невротики и шизофреники. Первая группа рисует картины синтетического характера, с глубоким и отчетливым чувственным настроем. Когда же они совершенно абстрактны и вследствие этого лишены чувственного элемента, они как минимум явно симметричны или выражают вполне определенный смысл. Вторая группа, напротив, создает произведения, моментально выдающие их отстраненность от чувств. Во всех случаях они не выражают единого и гармоничного чувственного настроя, а скорее представляют диссонанс чувств или же их полное отсутствие. С чисто формальной точки зрения, одной из основных характеристик является фрагментарность [...] Произведение оставляет зрителя безучастным или волнует его парадоксальностью, бесчувственностью и гротескной неуверенностью. К этой группе принадлежит Пикассо.
Несмотря на явное различие между двумя этими группами, их продукция имеет одно общее: символическое содержание [...] Но невротик ищет смысл и чувства, ему соответствующие [...] Шизофреник же очень редко проявляет подобные склонности; скорее, он выглядит жертвой этого скрытого смысла. Как если бы он сам был захвачен и поглощен им и распался на все те элементы, которые невротик как минимум пытается склеить вместе».
Как видим, Карл-Густав Юнг откровенно жесток в своих формулировках. Жесток, беспощаден и непримирим. Вот его диагноз:
«Характеристика„шизофреник" не диагностирует психическое заболевание шизофрению, но просто отсылает к определенной предрасположенности, или габитусу, на основе которой психические расстройства могут привести к развитию шизофрении».
