Отметим, что Яков Иванович де Санглен после оставления Москвы и отъезда из армии Барклая-де-Толли, также уехал в Санкт-Петербург, в Военное министерство, где служил до 1816 года. После отъезда де Санглена директором Высшей воинской полиции стал способный контрразведчик барон П. Ф. Розен, который занимал этот пост до октября 1813 года. В декабре 1812 года военным генерал-полицмейстером армии был назначен выходец из прусских дворян генерал-лейтенант Ф. Ф. Эртель.
Если до войны люди де Санглена занимались выявлением французской агентуры, то с началом военных действий их важнейшей задачей стало получение оперативных сведений о движении войск противника. С этой целью все чиновники Высшей воинской полиции регулярно посылались на фланги и в тыл неприятеля. Розен и Бистром направлялись в район Динабург — Рига; Бартц — в Белосток; бывший адъютант Барклая-де-Толли Винцент Ривофиналли — в район Подмосковья; Шлыков — под Полоцк, затем под Смоленск и в 3-ю армию и т. д. Уроженцу Риги, отставному капитану К. Ф. Лангу были приданы два казака для захвата «языков» — всего за войну он доставил 30 «языков» и был ранен в ногу.
«В архивных документах есть сведения, что в период с 1810 по 1812 гг. на территории Российской империи было задержано и обезврежено 39 военных и гражданских лиц, работавших на иностранные спецслужбы» [69. С. 11].
Как видим, «в результате принятых русским командованием мер к лету 1812 года, несмотря на сложные оперативные условия, разведка смогла достичь неплохих результатов» [69. С. 11]. «Разведка в войсках перед началом войны велась достаточно активно и приносила много информации» [3. С. 25]. В частности, «ей удалось узнать точное время предполагаемого наступления французских войск, их численность, места дислокации основных подразделений, а также установить командиров армейских подразделений и дать им характеристики. Кроме того, она наладила агентурные связи на территориях, контролируемых неприятелем» [69. С. 11].
* * *
15 сентября 1811 года за свою энергичную деятельность на посту министра военных сухопутных сил Барклай-де-Толли был награжден орденом Святого Владимира 1-й степени. Однако «враги не могли простить ему его отстраненность от интриг и хитросплетений придворной жизни. К тому же Михаил Богданович не был стяжателем, не имел огромных богатств, родовых поместий» [105. С. 171].
Как отмечает в своих «Записках» М. А. Фонвизин, «Барклай-де-Толли почти не имел в армии приверженцев: все лучшие наши генералы, из которых многие приобрели справедливо заслуженную славу, были или против него, или совершенно к нему равнодушны» [145. С. 109].
Это свидетельство представляется чрезвычайно важным, ибо сделал его Михаил Александрович Фонвизин, человек, который участвовал в военных действиях в Финляндии, воевал в 1812–1814 годах, а в 1820 году дослужился до чина генерал-майора. Кому, как не ему, было знать, что происходило в армии… К сожалению, дальнейшие события покажут, что он был прав.
Тем не менее приготовления к неизбежной войне шли уже с 1810 года, и шли они, «минуя Аракчеева», «через номинально подотчетного ему военного министра М. Б. Барклая-де-Толли» [15. С. 10]. По словам историка В. М. Безотосного, «Александр I, предпочитая напрямую решать все вопросы непосредственно с Барклаем, фактически отстранил на этот период своего любимца от дел. Во всяком случае, степень воздействия Аракчеева на армейскую жизнь в то время была ограниченна, за исключением, пожалуй, артиллерии» [15. С. 10].
Планы грядущей войны
Тем временем обстановка на западной границе России становилась все тревожнее, и одним из инициаторов разработки планов будущей войны с Францией стал Барклай-де-Толли, подавший в марте 1810 года Александру I записку с названием «О защите западных пределов России».
Это был набросок целой стратегической программы действий в случае вооруженного столкновения с Наполеоном. Так как за два года до войны было крайне трудно точно угадать, куда направит удар будущий противник, Барклай-де-Толли предлагал заняться укреплением обороны на трех основных направлениях: в Прибалтике, в Белоруссии и на Украине. Оборона должна была опираться на оборонительные линии по Западной Двине и Днепру в сочетании с уже имевшимися, но требовавшими усиления и модернизации крепостями — Рига, Динабург, Бобруйск, Киев, а также на особые укрепленные лагеря и крупные склады продовольствия.
Действующая армия была важной составной частью этой системы. Но сухопутные силы России были разбросаны по огромной территории от Финляндии до Камчатки. К тому же восьмой год шла война с Персией, и на Кавказе находилось около 30 тысяч человек под командованием генерала от кавалерии А. П. Тормасова. Шестой год продолжалась война с Турцией — Молдавской армией, в составе которой было порядка 46 тысяч человек, командовал генерал от инфантерии М. И. Голенищев-Кутузов. Немалые силы находились и в столь знакомой Барклаю-де-Толли Финляндии. Так что войск было много, но они были весьма разобщены. Это понятно, «такое размещение было прямым следствием войн, которые вела Россия» [8. С. 261].
В связи с тем что западная граница оставалась практически без прикрытия, 19 (31) марта 1812 года последовало высочайшее повеление о составлении из всех войск, собранных в западных губерниях, двух армий. Одна из них, получившая название 1-й Западной, была вверена самому Барклаю-де-Толли, а другая, названная 2-й Западной, — князю Багратиону. Оба главнокомандующих были облечены равной властью, но Барклай-де-Толли, как военный министр, мог передавать Багратиону приказания именем императора.
3-я Резервная (Обсервационная) армия была сформирована в апреле и поступила под командование генерала от кавалерии А. П. Тормасова.
Однако следует отметить, что, помимо плана Барклая-де-Толли, существовало еще не менее трех десятков проектов ведения будущей войны против Наполеона, исходивших как от русских генералов, так и от иностранцев. В частности, наступательный проект предлагал князь Багратион, которого «захлестывали обида и стыд от самой мысли об отступлении» [5. С. 447].
При этом «некоторые русские участники войны и историки, условно говоря, “недруги Барклая”, полагали, что у российского командования не было заранее продуманного замысла отступления, каковое, по их мнению, осуществлялось стихийно, на ощупь, под давлением обстоятельств» [114. С. 36].
* * *
На самом же деле идея «скифской войны» родилась задолго до 1812 года, и впервые она была выдвинута именно Барклаем-де-Толли. На этот факт обращают внимание ряд весьма уважаемых авторов. Например, А. И. Попов пишет:
«Очевидно, что русское командование заранее предполагало применить “скифскую тактику” — об этом говорят все распоряжения Барклая перед войной и в самом ее начале» [114. С. 39].
Генерал М. И. Богданович считал:
«Весьма неосновательно мнение — будто бы действия русских армий в первую половину кампании 1812 года, от вторжения Наполеона в пределы России до занятия французами Москвы, ведены были без всякого определенного плана. <…> Не подлежит сомнению… что план отступления наших армий внутрь страны принадлежит не одним иностранцам… <…> и что главный исполнитель этого соображения, Барклай-де-Толли, сам составил его задолго до войны 1812 года» [19. С. 93–94].
