Главным стремлением императрицы в последние годы правления стало обеспечение их браков, политически выгодных для Австрии. В частности, она убедила своего любимого Иосифа после смерти его первой жены жениться на сестре баварского наследника Марии-Иосефе, к которой он питал откровенную антипатию. Как говорится, антипатия — антипатией, но у наследника не было детей, и брак этот мог быть очень важным этапом на пути к Баварскому трону. Ее сын Леопольд женился на Марии-Луизе, испанской принцессе из династии Бурбонов, и унаследовал корону Тосканы. Фердинанд стал правителем Ломбардии и женился на наследнице герцога Моденского. Из дочерей Марии-Терезии лишь Мария-Кристина вышла замуж по своему выбору за принца Альбрехта Саксонского, хотя у того не было ни достаточных средств, ни политического влияния. Три ее дочери вышли замуж за Бурбонов: Марию-Амалию взял в жены герцог Пармский, Марию-Каролину — король Фердинанд Неаполитанский (этот брак планировался с ее сестрой Иосефой, но та умерла накануне свадьбы), а Марию-Антонию — французский дофин, который в 1774 году стал королем Людовиком XVI.
Династические браки потомков габсбурго-лотарингского трона способствовали расширению его влияния и дали императрице гордый титул «тещи всей Европы». Безжалостный Майкл Фарквар констатирует: «Австрийскую императрицу Марию-Терезию не слишком строго судили за те несчастные браки, которые она устраивала для целого выводка своих детей. По сложившейся традиции вопросы династии и дипломатии ставились намного выше возможной семейной идиллии. По ее представлениям, императоры не могли знать, что такое счастливый брак. Она сама была замужем за известным развратником и волокитой, который постоянно унижал ее достоинство бесконечными интрижками и любовными связями».
Последние пятнадцать лет жизни Мария-Терезия не снимала траур по мужу и стригла себе волосы, как монахиня; все ее веши, обои в комнатах и экипажи были черного цвета. В той же комнате, где умер император, переделанной в капеллу, до сих пор служится месса в день его смерти. Восемнадцатого числа каждого месяца она запиралась в своих комнатах и никого к себе не допускала, и точно так же она проводила в молитвах ежегодно весь август месяц.
Она больше не жила на первом этаже Венского дворца и переселилась на третий, где все стены были обиты черным бархатом. Когда старость и необыкновенная тучность не позволили уже Марии-Терезии выходить из комнаты, под ее покоями устроили церковь, и она могла следить за службой через особый люк, не вставая с кресла. Она заранее велела приготовить себе гробницу подле гробницы Франца и вырезать на ней надпись, в которой не доставало только даты смерти. Несколько раз императрицу опускали в креслах на веревках в подземелье, где покоился ее муж. В последний раз, когда хотели поднять ее, веревки лопнули.
Императрица закричала:
— Он хочет удержать меня! О, я скоро приду сюда!
И в самом деле, несколько дней спустя она заболела и умерла. Произошло это в Вене 29 ноября 1780 года.
Все современники с похвалой отзывались о ее величии, о ее обаятельных манерах и красоте. В лучшие годы своей жизни Мария-Терезия была действительно выдающейся государыней, одной из ведущих фигур европейской политики XVIII века. Как правительница, она стремилась вызвать в подданных любовь и сознательно поддерживала образ «матери нации». Она не любила «чрезвычайных мер» и избегала резких конфликтов, но умелое сочетание «мужской» дипломатии с чисто женским характером всегда являлось ее сильнейшим оружием. К старости, правда, она впала в ханжество, и это несколько подпортило ее посмертную славу. Но как бы то ни было, время ее правления можно считать «золотым веком» австрийской истории. Быть может, лучшим свидетельством тому служат слова ее злого гения прусского короля. Узнав о кончине императрицы, Фридрих II написал д'Аламберу:
«Известие о ее смерти исторгло у меня искренние слезы. Она делала честь своему полу и короне. Я воевал с ней, но врагом ее не был».
* * *
План центра Вены в конце XVIII в.
При Марии-Терезии в Вене, столице многонационального государства Габсбургов, проживали 200 000 человек (включая пригород в пределах линии укрепленного вала).
Холгер де Оливариус приводит более точные цифры, но они относятся к чуть более позднему периоду. Он пишет:
«Вена, казалось, стремилась к тому, чтобы стать первой из больших городов Европы […] К 1796 году в ней насчитывалось 1397 зданий непосредственно в городе и 5102 — в пригородах […] Общее население Вены выросло к 1796 году до 231 105 жителей, из которых 1231 были священниками, 3253 —дворянами, 4256 — общественными служащими или людьми, живущими с достоинством, и 7333 — буржуа».
Цифры, достойные уважения. Однако пока по количеству населения Вена занимала четвертое место среди европейских городов. Лишь в первой половине XIX века Вена сможет превзойти Неаполь и подняться на третье место после Лондона и Парижа. Для сравнения: в Париже 275 000 человек жило еще в середине XIV века, а к 1786 году численность населения выросла до 660 000 человек.
В Вене бурно развивалась мануфактурная промышленность (текстильное производство и производство предметов роскоши).
Реформы Марии-Терезии, и прежде всего патент веротерпимости, который наделял гражданскими правами некатолических христиан, создали основы для возникновения гражданского общества, в котором особую роль стали играть привилегированные крупные торговцы, промышленники, банкиры и зарубежные иммигранты.
Кроме того, Вена стала важным мировым культурным центром. Музыка, благодаря маэстро Глюку, Гайдну, Сальери, Моцарту (об отношениях двух последних будет рассказано ниже) и другим, достигла апогея своего развития. Театру также придавалось все большее значение. В 1741 году, например, Марией-Терезией был основан «Театр у замка» (Theater an der Burg), который в 1776 году был объявлен Национальным театром.
Глава седьмая.
ВЕЛИКИЙ АНТОНИО САЛЬЕРИ И ПРАВДА О СМЕРТИ ГОСПОДИНА МОЦАРТА
Реальный Антонио Сальери, а не всем известный персонаж трагедии А.С. Пушкина, самостоятельно «разгуливающий по галерее мифов, придуманных человечеством», родился 18 августа 1750 года в итальянском местечке Леньяго, что близ Вероны.
Родился он в многодетной семье состоятельного торговца.
То ли родители быстро разглядели музыкальный талант своего сына, то ли ребенок сам очень рано проявил способности и интерес к музыке. В любом случае можно с уверенностью сказать, что маленький Антонио получил тщательное образование и воспитание, причем первые свои уроки музыки он получил у родного брата-скрипача Франческо, ученика Джузеппе Тартини
[4]
.
