Остается только поражаться невинному цинизму 20-летней женщины, так «подставившей» своего мужа. Хотя, конечно, не исключено, что вышеописанный эпизод является лишь плодом фантазии писательницы, оставшейся на закате жизни без средств к существованию и желавшей такими вот пикантными подробностями привлечь по возможности больше читателей к своим литературным изысканиям, а заодно и погреть лишний раз свое самолюбие в лучах славы и интимного внимания (пусть даже и самолично придуманного) одного из ярчайших персонажей французской истории.
Вопрос о том, была ли действительно мадам Жюно любовницей Наполеона, так и остается открытым. Ги Бретон посвятил этому вопросу целую главу своей книги «Наполеон и женщины», и она заслуживает того, чтобы быть приведенной ниже практически без сокращений:
Летом 1801 года Жозефина, не терявшая надежды подарить мужу наследника, отправилась в Пломбьер на воды, которым приписывалось, как я уже говорил, благотворное воздействие…
В ее отсутствие Бонапарт поселился в Мальмезоне с Гортензией и несколькими красивыми женщинами. Среди них была и Лора Пермон, будущая герцогиня д’Абрантес, в двадцать лет вышедшая замуж за Жюно.
Никогда в жизни Первый консул не проводил время так весело, как в тот год. Он резвился, играл в карты, слушал стихи, бегал наперегонки с посетительницами по лужайкам…
Но бегал он за ними не только в прямом смысле этого слова. Госпожа Жюно, ставшая герцогиней д’Абрантес, позднее вспоминала в своих "Мемуарах" одну очень забавную историю. Послушаем же ее:
Как-то утром, когда я крепко спала, меня разбудил громкий стук в дверь моей комнаты, и в тот же момент я увидела Первого консула совсем рядом с моей кроватью! Я подумала, что все это мне снится и начала тереть глаза. Но тут услышала смех:
— Это действительно я, — сказал он. — Что это вас так удивляет?
Я посмотрела на часы. На них еще не было и пяти.
— И правда, — сказал он, когда я показала ему часы, — неужели так рано? Ну что ж! Тем лучше, мы поговорим!
Он пододвинул кресло к кровати и сел на него, закинув ногу на ногу.
В руке у него была толстая пачка писем. В течение четверти часа, расположившись на ее кровати, как на своем рабочем столе, он разбирал почту, делая иронические замечания госпоже Жюно, которая продолжала оставаться в постели.
Так, пишет Ги Бретон, продолжалось не четверть часа, а гораздо дольше. При этом Наполеон не только просматривал почту, но и комментировал прочитанное, делал какие-то пометки. Заставил Первого консула прервать это свое странное занятие на постели молодой девушки лишь бой часов.
— Черт возьми! Уже шесть! — сказал он, услышав бой часов. — До свиданья, госпожа Жюно!
И, подойдя к моей кровати, он собрал все бумаги, ущипнул меня за ногу через одеяло и, с просветлевшим от улыбки лицом, ушел, напевая резким фальцетом:
Нет, нет, такого не бывает:
Никак не можно видеть в колыбели
Дитя милее и красивей… Ах, в самом деле… и т. д.
Когда Бонапарт ушел, госпожа Жюно встала и принялась одеваться, продолжая думать об этом удивительном утреннем визите…
На другой день, утром, Лора Жюно снова была разбужена стуком в дверь, и Первый консул, как и накануне, пришел к ней с ворохом писем и газет. По привычке он разложил их на кровати и начал разбирать, обмениваясь с молодой женщиной шутками. После чего, как пишет госпожа д’Абрантес, «он ущипнул меня за ногу через одеяло, попрощался и спустился в свой кабинет, напевая какую-то песенку».
На протяжении уже более столетия эта история возбуждает умы историков, которые увлеченно ломают голову над вопросом, ограничился ли Бонапарт только тем, что щипал за ножку очаровательную госпожу Жюно или же пошел в своем ребячестве несколько дальше… Ниже мы увидим, как это следует расценивать. А пока предоставим госпоже д’Абрантес досказать эту историю. Она весьма интересна:
Я позвала горничную и сказала ей, не объясняя причин, что запрещаю открывать дверь, когда будут стучать в столь ранний час.
— Но, мадам, а если это будет Первый консул?
— Я не желаю, чтобы меня будили так рано ни Первый консул, ни кто другой. Делайте, как я вам сказала.
После обеда Бонапарт повел своих прекрасных гостей в павильон Бютар, который он приобрел для того, чтобы расширить Мальмезон. Поскольку усилиями горничных стало известно о том, для кого именно он хотел расширить поместье, а также о том, что Первый консул два дня подряд выходил в шесть часов утра из комнаты госпожи Жюно, во время прогулки царила довольно любопытная атмосфера. Молодая женщина получила право на особое к ней отношение со стороны остальных женщин. Все стали смотреть на нее, как на официальную фаворитку, ей уступали дорогу, здоровались с ней почтительно, да и Бонапарт подтвердил все подозрения, громко сказав госпоже Жюно очень длинный комплимент, и это притом, что он был очень скуп на похвалы.
Когда они пришли в Бютар, Бонапарт объявил о своем намерении организовать через день охоту и обед.
— Мне это пойдет на пользу, да, полагаю, и всех нас повеселит. Я назначаю вам всем свидание здесь послезавтра в десять часов.
В тот вечер, в Мальмезоне, госпожа Жюно долго не могла заснуть.
В шесть часов утра я услышала в коридоре шаги Первого консула. Он остановился у моей двери и постучал, но значительно тише, чем в предыдущие дни.
Немного подождав, он постучал снова. Моя горничная, вероятно, проснулась, и я услышала, как она сказала ему, что я забрала у нее ключ. Он ничего не ответил и ушел.
Госпожа Жюно сообщает нам, что она была настолько взволнована, что даже заплакала, представив, что должен был в тот момент чувствовать Бонапарт. Наконец, ей удалось заснуть. Но вскоре ее разбудил шум у двери. Первый консул, сходивший за вторым ключом, был уже в ее комнате.
— Так вы что же, боитесь, что вас здесь убьют? — со злостью спросил он.
Потом, даже не выслушав объяснений госпожи Жюно, он продолжал:
— Завтра мы отправляемся в Бютар на охоту. Выйдем рано утром, а для того, чтобы вы успели приготовиться, я сам разбужу вас. А поскольку вы здесь не в татарской орде, не стоит баррикадироваться, как вы это сделали. К тому же сами видите: ваши меры предосторожности не помешали вашему старому другу войти к вам. До свиданья!
И он удалился, но на этот раз ничего не напевая.
А в тот же вечер, когда все уже спали, в Мальмезон неожиданно прибыл Жюно.
Не имея возможности предупредить об этом Бонапарта, Лора ожидала рассвета с вполне понятным беспокойством.
