В прессе был даже назван точный адрес, где якобы проходили регулярные встречи генерального прокурора с девочками по вызову — дом 3/9 по улице Большая Полянка. Эта квартира была приобретена «Уникомбанком» для Сурена Егиазаряна, брата банкира Ашота Егиазаряна. В разгар расследования Генеральной прокуратурой громких дел фирма «Конус», которая охраняла Национальный резервный банк Александра Лебедева, начала слежку за членами семьи генпрокурора Скуратова — кто где бывает, с кем встречается… Банкир Лебедев был многим обязан главе Центробанка Сергею Дубинину, и враг у них был сейчас общий — прокурор Скуратов, который обложил руководителя главного банка страны со всех сторон. Однако ничего криминального и порочащего в жизни прокурорской семьи выявлено не было. Но результаты наружного наблюдения просочились в Интернет. Юрий Ильич Скуратов обратился в Министерство внутренних дел, и милиция быстро вышла на фирму «Конус». Прямых улик о том, что именно Лебедев пытался найти компромат на Скуратова, найдено так и не было. Об участии Александра Лебедева в кампании по дискредитации Скуратова убежденно говорил банкир Ашот Егиазарян: «По моим сведениям, Юрия Ильича поставили в известность, кто автор этой пленки и кто ей помог попасть на телевидение. Об этом уже написали многие газеты. Кстати, в материалах уголовного дела, возбужденного Главной военной прокуратурой по фактам вмешательства в личную жизнь генпрокурора, есть данные о том, что глава НРБ Александр Лебедев не раз обещал Юрию Скуратову представить на него компромат, если тот будет слишком усердствовать в расследовании дела НРБ. Если вы помните, первые неприятности у НРБ начались летом 1997 года. Когда Генпрокуратура провела обыски в офисе банка и на квартирах его руководителей. И аккурат тогда же в прессу попала пленка, запечатлевшая банные развлечения тогдашнего министра юстиции Валентина Ковалева с девочками… Обыск по уголовному делу Скуратова был проведен именно в помещении службы безопасности НРБ. Наконец, первая публикация о “прегрешении” Скуратова появилась в подконтрольной НРБ “Новой газете”. В статье содержались такие подробности, которые не были известны даже расследующим это дело работникам Генпрокуратуры».
[133]
В своей книге «Исповедь бунтаря» Борис Немцов не называет имя Александра Лебедева, одного из организаторов скандальной съемки. Но пишет, очевидно, именно о нем: «Прокурор так достал предпринимателя своими просьбами и оргиями с молодыми девочками, что тот решил искать защиты у президента».
[134]
После встречи с Николаем Бордюжей, на которой Скуратову показали скандальную пленку, генеральный прокурор решил взять тайм-аут и лечь в больницу. Ему о многом надо было подумать. В Центральную клиническую больницу Скуратову позвонил Примаков:
— Юрий Ильич, надеюсь, вы не подумали, что я сдал вас?
— Конечно, нет.
Пока Скуратов находился в больнице, в Совет Федерации был внесено предложение президента об отставке генерального прокурора. Администрация президента спешила расправиться со Скуратовым, команда Ельцина надеялась, что удастся убрать прокурора по-тихому, с помощью компромата. Но сенаторы недоумевали — причины отставки казались туманными, тем более им было известно, что Скуратов находится на больничном. Предложение Ельцина было отвергнуто.
На одном из эпизодов этого периода (на первый взгляд, не самом важном) следует, пожалуй, остановиться подробнее. Юрий Скуратов пишет в мемуарах, что когда скандал только-только разгорался, ему позвонил директор ФСБ Владимир Путин, который, сообщив, что информация о пленке уже проникла в печать, внезапно сказал: «Говорят, что на меня также есть такая же пленка!»
[135]
Трудно предположить, что директор ФСБ просто пересказал некий слух. У Путина должны были иметься веские доказательства того, что подобный компромат был сфабрикован и в отношении него. Возможно, «фабриканты компромата» пытались посадить на крючок и Путина, заставить и директора ФСБ играть по правилам клана «семьи» Ельцина. Не исключено! Любопытную версию «войны компроматов» предложил петербургский публицист Роман Перин, который попытался объяснить, почему так нелепо прокалываются люди, которые, казалось бы, должны быть профессионалами в области информационной безопасности. Он считает, что перед назначением на высокую должность (например, министра юстиции или генерального прокурора) чиновник должен сам придумать компромат на себя! Скуратов, как полагает Перин, знал, что «его “пишут”, знал, что это условие его пребывания в прокурорском кресле и гарантия его физической жизни (не убьют, а просто сольют со скандалом)».
[136]
Если продолжить мысль Романа Перина, то можно утверждать, что тайный до поры компромат имеется на каждого высокопоставленного чиновника страны — причем, компромат, подготовленный им самостоятельно при вступлении на ответственный пост. Не будет этого «самодельного» компромата — не будет и назначения, иначе как держать чиновника на крючке?.. Жаль только, что Перин не рассказал, а кто тот могущественный кукловод, который дергает за ниточки, на которых висят чиновники-марионетки?..
А в средствах массовой информации наперебой обсуждали, что случилось с генеральным прокурором на самом деле. И тогда прозвучали первые робкие предположения, что, возможно, Скуратов копнул слишком глубоко. Может быть, говорили журналисты, у Скуратова есть компромат на кого-то из приближенных к президенту людей.
Следующим шагом войны против Скуратова и стала трансляция скандального порно. Запись была дана в эфир, когда в Кремле поняли: Скуратов не только не собирается уходить, но и даже готов обнародовать накопленный Генеральной прокуратурой компромат на ельцинское окружение. Юрий Ильич прекрасно знал, что та омерзительная видеопленка, которую ему показал Бордюжа, будет обнародована — как следующее предупреждение. Тем не менее Скуратов решил идти до конца. Наверное, сейчас он не жалеет об этом, ибо поступил по совести!
В прессе появилось интервью главного редактора программы «Вести» Алексея Абакумова, который непосредственно ставил в эфир сюжет о «человеке, похожем на генерального прокурора»:
«— Когда и кем было принято решение о показе кассеты?
— Вечером в среду позвонил председатель компании Михаил Швыдкой и сказал, что принято решение о показе фрагментов пленки. Потом он приехал в “Вести” и сказал, что запись должна быть выпущена в эфир.
— Швыдкой присутствовал при подготовке материала?
— Конечно.
— Кто-нибудь “сверху” просил вас снять материал?
— Мне звонков не было.
— А коллеги-телевизионщики знали о его подготовке?
— Мы никого не ставили в известность.
— Когда пленка попала в ВГТРК?
