– К исходу завтрашнего дня деньги будут здесь… Кроме того, у нас сестра краснокожего…
– Нужна ли она для обмена, если нам и так будет известно, где сеньорита Мария? – спросил Завалишин.
– Рисковать не стоит… На всякий случай надо взять индианку с собой, – сказал дон Луис и добавил спустя мгновение: – Я сейчас же направлю дозорных осмотреть окрестности ранчо Мудо: хочу быть уверен, что он не ведет двойную игру… Хотя, когда мы взяли Помпонио в первый раз, ни метис, ни его знакомый бушхедер нас не подвели.
– Вот это верно, Луис, осторожному и Господь помогает, – поддержал капитана Герера. – Я готов сам съездить на разведку…
Еще два дня прошли в ожидании встречи, которую назначил доносчик. Наконец отряд выступил из президии. До ранчо метиса добрались без происшествий, когда солнце уже клонилось к закату. Лагерь разбили в небольшой дубовой роще милях в трех от жилища Мудо. Перекусили вяленым, сильно проперченным мясом, и дон Луис, как и было условлено, один отправился на встречу с бушхедером. На седло впереди себя он положил сумку с деньгами, накануне доставленными из Монтерея. Оружия брать не стал, несмотря на уговоры Гереры и доводы русского лейтенанта.
– Мне бояться нечего! Это моя земля… – отрезал дон Луис и пришпорил коня.
Солнце тем временем скрылось за грядой облаков у горизонта. Наступили сумерки, когда тьма еще не вступила в свои права, но очертания предметов уже становятся нечеткими и даль скрыта в серой дымке. К моменту, когда Аргуэлло въехал в ворота ранчо, сумерки еще более сгустились, но двор был хорошо виден в свете костра, предусмотрительно зажженного хозяином. Дон Луис сумел разглядеть коня, привязанного у коновязи, и заметил, как покачнулись оконные створки жилища метиса.
Капитан спешился и неторопливо привязал жеребца рядом с чужим скакуном, стать которого он сразу оценил взглядом опытного наездника. Затем Аргуэлло снял сумку с седла и пошел к костру, показывая, что никого не боится.
И все же дон Луис вздрогнул, когда над самым ухом раздалось:
– Буэнас ночес, сеньор!
Аргуэлло обернулся – перед ним, опираясь ладонями на ствол карабина, стоял низкорослый бушхедер, старый знакомый капитана, если так можно сказать о человеке, имя которого тебе неизвестно.
– Где хозяин? – едва кивнув, спросил дон Луис, давая понять, что приехал сюда не любезничать.
– Я отослал Немого прочь. Согласитесь, капитан, наше с вами дельце не нуждается в свидетелях… Деньги привезли?
– Вот. Здесь все, как ты просил, можешь не пересчитывать… Где сеньорита?
– Одну минуту, сеньор. Сейчас вы все узнаете и о сеньорите, и еще кое о ком… Я только приторочу к седлу мои деньги… Знаете ли, так мне будет спокойней! – бушхедер, по-кавалерийски переваливаясь с ноги на ногу, направился к своему коню и принялся рассовывать мешочки с пиастрами по седельным сумкам.
В этот момент дону Луису показалось, что в конце двора промелькнула тень.
– Кто здесь? – окликнул он и, не получив ответа, обратился к бушхедеру, настороженно озирающемуся по сторонам: – Ты не один?
– Со мной никого нет… – отвечал тот и добавил зло: – А может, это вы обманули меня, сеньор, и явились сюда с рейтарами? Ну, тогда вам не узнать, где та, которую ищете!
– Нет, сержант, сеньор тебя не обманул, я пришел сюда сам… – сказал, вышагивая из темноты, человек с черным платком на лице. – Надеюсь, ты узнал мой голос, амиго?.. Да не гляди на свой карабин! Разве так встречают старых друзей?
– Это вы, командир? – голос бушхедера дрогнул.
Узнал человека в черном и дон Луис.
– Назад, Герера! – крикнул он полковнику, но было поздно.
Бушхедер рванулся к прислоненному к углу дома карабину.
Герера выбросил вперед правую руку. Что-то блеснуло в свете костра, и разбойник начал оседать набок, подминая сумку с пиастрами.
Дон Луис разглядел стилет, который по рукоятку вонзился разбойнику в сердце, и понял, что Герера метнул клинок по-андалузски, из рукава.
– Что ты наделал, Гомес! Теперь у нас нет проводника…
Герера снял с лица платок и рассмеялся:
– Ха! И ты поверил этому мерзавцу, дон Луис? Лучше не иметь проводника вовсе, чем доверять свою жизнь такому… – Герера подошел к убитому, башмаком перевернул его на спину и задумчиво произнес: – Эх, Хиль Луис, я же говорил, что жадность тебя погубит…
– Откуда ты знаешь его, Гомес?
– Верней сказать, знал, – констатировал Герера, но на вопрос не ответил, лишь заявил: – Этой скотине верить было нельзя!
– Нет, я думаю, он бы нам помог. А ты все испортил! Как мы теперь найдем Марию?
– Не волнуйся, – Герера хладнокровно перекладывал из седельных сумок пиастры обратно в сумку, с которой приехал дон Луис. – У нас есть проводник.
– Если ты надеешься, что им сможет стать хозяин ранчо, то зря. Метис не знает дороги.
– Нет, мой дорогой будущий родственник, нас проводит не твой ранчеро, а вот он… – Гомес потрепал по холке жеребца Хиля Луиса и ощерил ряд крепких зубов.
7
Индейцы верят в вещие сны. В племени помо их толкованием занимался отец Помпонио. Хотя он и не был шаманом, но умел разговаривать с духами, и они открывали ему тайны сновидений. Приснится, бывало, соплеменнику, что он превратился в гризли, и толкователь предсказывает: мол, будет удачной охота. И точно, возвращается этот воин в стойбище, волоча отрубленную медвежью лапу – излюбленное лакомство индейцев, а следом остальные тащат по частям тушу хозяина пещер. Или другому воину приснилось, что он держит самого себя, только маленького, на руках, качает, баюкает, песни себе распевает. Отец Помпонио пообещал ему, что весной его жена принесет сына. И это пророчество тоже сбылось. А еще отец говорил, что иной сон ведет нас в прошлое, иной – в будущее. Надо внимательно слушать духов, чтобы объяснить сновидение. Однако научиться этому непросто. Может быть, целую жизнь проживешь, прежде чем секреты предсказания постигнешь.
Отец начал было передавать науку толкования снов Помпонио, да не успел – умер в неволе у «твердогрудых». А так пригодилась бы отцовская мудрость сыну, которому за одну ночь приснился не один, а целых два сна, верней, две половинки одного сновидения.
Увидел себя Помпонио стоящим на берегу реки, впадавшей в Большую Соленую Воду. Он был когда-то в этом месте на охоте. Река здесь широкая, но течет быстро, так же как в верховьях. Вдруг слышит Помпонио стук копыт. Видит: скачет к нему всадник. Узнал он Хиля Луиса. Тот – веселый, смеется, а руки у него по локоть в крови. Подъехал Хиль Луис к Помпонио, слез с коня, вымыл руки в реке, показывает индейцу сумку, которую привез с собой. «Это пиастры, – говорит он. – Много пиастров. Хочешь, тебе дам?» Помпонио видел деньги бледнолицых. Но ему не нужны кружочки белого металла с изображенным на них человеком – главным «твердогрудым». «Нет», – отвечает Помпонио Хилю Луису. А тот не слушает его, почесывает свой простреленный зад и продолжает: «Поплывем на тот берег и поделим наши пиастры поровну!» Помпонио нечего делать на другом берегу. Ему не нравятся Хиль Луис и слова, которые он говорит. И еще про себя думает Помпонио, что плавает он не так хорошо, чтобы без связки тростника переплыть такую бурную и широкую реку. Он отрицательно машет головой, но почему-то соглашается с бушхедером: «Поплывем…» Медленно входят они в мутную, как в половодье, воду. Плывут. Вдруг на самой стремнине Хиль Луис начинает судорожно бить руками по воде и просить о помощи. Помпонио плывет к нему, но тот погружается в воду: деньги, лежащие в сумке, тянут его ко дну. «Брось сумку!» – кричит Помпонио, но сам не слышит своих слов. Хиля Луиса уже нет на поверхности. Помпонио ныряет и хватает бушхедера за ворот куртки из оленьей кожи. А тот, похожий уже на утопленника, страшный, раздувшийся, изворачивается и вцепляется в горло индейцу, тащит его за собой вниз. «Сейчас мы погибнем», – задыхаясь, думает Помпонио. И тут появляется откуда-то его сестра Умуга. Она отрывает руки Хиля Луиса от шеи брата и тащит Помпонио к берегу…
